Родословная Пушкина. Предки великого поэта

О том, что у царя Петра I был при дворе «арап», знают все. Об этом написано в учебниках литературы, где говорится, что великий Пушкин является продолжателем рода именно по его линии. К тому же поэт увековечил имя своего удивительного предка, написав одноименную повесть под названием «Арап Петра Великого». Звали его Ибрагим Ганнибал.

Биография

Когда в 1697 году в семье абиссинского князька появился девятнадцатый сын, никто даже не предполагал, какую удивительную судьбу ему приготовила жизнь. Еще ребенком мальчик был отправлен в Константинополь, во двор турецкого султана в качестве заложника лояльного отношения своего племени. Там будущий русский военный инженер Ганнибал Абрам Петрович был прислужником в серале. Эту версию историки считают самой правдоподобной. Хотя о более точном происхождении петровского «арапа», известного как Ибрагим Ганнибал, до сих пор спорят и историки, и этнографы. Даже писатель В. Набоков разыскивал истинную родину прадеда великого Пушкина. Именно он предположил, что Ганнибал Абрам Петрович, краткая биография которого - это всего лишь им же придуманная легенда, волею случая добился в России чинов и положения в обществе. Достигнув определенного места при дворе, «арап» придумал для себя более благородное генеалогическое древо. Хотя на самом деле Ибрагим Ганнибал был самым обычным и безродным мальчишкой, которого, выкрав в Камеруне, работорговцы привезли в Турцию, где продали его султану в сераль.

Россия - вторая родина

По еще одной версии, именно в это время царь Петр, который был большим любителем всяких диковинок, задумал пополнить свою коллекцию весьма оригинальным образом. В тот период в Европе вовсю была распространена мода на «арапчонков». Черные красивые мальчишки, одетые в богато расшитые костюмчики, практически на каждом балу или пире вельмож и даже королей прислуживали знати. Вот почему Петр тоже стал требовать, чтобы и ему нашли «арапчонка». Эту задачу во дворе возложили на русского посланника в Константинополе. Тот пустил в ход все связи, которые имел при турецком дворе. Так и был выкуплен Ибрагим Ганнибал, биография которого с этого момента резко поменялась.

Переезд в русский двор

Так началось еще одно путешествие маленького чернокожего мальчишки в далекий и холодный для жителя жаркой страны Санкт-Петербург. Петру скиталец понравился в первую очередь своим живым умом, царь оценил и его расторопность, и «склонность к наукам разным». Немного повзрослев, Ибрагим Ганнибал начал исполнять не только роль слуги и камердинера российского императора, но даже его секретаря. До 1716 года арап, неотлучно находясь при царе, понемногу стал его любимчиком, и это несмотря на то, что при русском дворе было немало других чернокожих слуг.

Новая жизнь

Не зря Петра I считали Великим. Он был мудр практически во всем, даже в своих проявлениях чудачества. Заметив в «арапчонке» ум и большое прилежание, император решает направить своего возмужавшего секретаря в Париж, чтобы тот изучил военное дело. В тот период в Европу по приказу Петра направлялось достаточно много боярских или дворянских детей - «недорослей», которые, не желая ничему учиться, зачастую кроме «политесов» или обжорства иным не занимались в заморских странах. Ибрагим Ганнибал же был направлен в Европу Петром словно в насмешку над этими благородными лоботрясами. Царь желал доказать им, что усердие и прилежание к наукам даже из такого африканского дикаря смогут сделать человека образованного - государственного мужа.

И Петр не ошибся: юный «арапчонок» оправдал надежды крестного. Отныне его звали Ганнибал Абрам Петрович. Дата рождения новоявленного крестника императора во всех документах отмечена условно - 1697 год. Отчество «Петрович» он получил по Петру I, который самолично крестил его. При русском дворе «арапчонок», приняв христианскую веру, получил библейское имя - Абрам, а фамилию оставил Ганнибал в честь победителя римлян и знаменитого карфагенского полководца. Во всем этом историки увидели еще одну петровскую мудрость: государь желал, чтобы его юный фаворит совершал великие дела.

Обучение

Из России Петрович, биография которого с этого времени круто изменилась, уехал с рекомендательным письмом от Петра I лично к герцогу Де Мену. Последний был родственником Людовика XV и командовал всей королевской артиллерией. В своем крестнике император не ошибся. Молодой человек упорно штудировал математику и инженерное дело, изучал баллистику и фортификацию. Он окончил военное образование в ранге артиллерийского капитана. «Практика» его прошла в Испанской войне, где он проявил недюжинную храбрость и даже был ранен.

Начало карьеры

Такой подход к учебе был именно тем, что русский царь желал видеть в питомцах. Петр затребовал своего любимчика обратно в Россию, но Ибрагим Ганнибал неожиданно для всех «застрял» в Париже. Город любви и утех глубоко завлек его в сети. Более того, на статного чернокожего красавца «положила глаз» замужняя немолодая графиня. Она обольстила Ибрагима, между ними завязался бурный роман, который сильно удивил многих в парижском свете. Более того, история едва не закончилась скандалом. Графиня, забеременев, родила. И, как и следовало ожидать, на свет появился... черный ребенок. Скандал удалось замять, правда с трудом. Настоящего мужа - графа, который ничего не подозревал об измене жены, на время родов отправили подальше, а вместо черного в люльку положили белого, купленного у какой-то бедной семьи. Настоящего же малыша передали «в надежные руки» на воспитание.

Загадка чернокожего «арапчонка»

Откуда он взялся, загадочный Ибрагим Ганнибал? Какой на самом деле была жизнь человека, столь неожиданно возникшего в истории России? Нужно сказать, что вовсе не таким, каким его описал в своем фильме режиссер Митта. Как на самом деле выглядел Ганнибал Абрам Петрович? Фото его по понятным причинам не существует, зато в Парижском Национальном музее есть портрет, который зачастую приписывают молодому крестнику Великого Петра. Вообще, личность окутана многочисленными загадками. Начнем с того, что художник, создавший портрет, родился через семнадцать лет после смерти Ибрагима, поэтому он оригинал не мог видеть.

Кроме того, никто не знает, что же стало с первенцем царского крестника, которого родила графиня. Хотя Пушкин с большой тщательностью собирал информацию о своем удивительном предке, он все записал со слов своих родственников. Поэтому доподлинно утверждать, был ли ребенок или это выдумка Александра Сергеевича, невозможно. Одно точно, Ибрагим Петрович не был волокитой и за юбками не гонялся. Его больше заботили карьера и служение царскому престолу.

Взлеты и падения

Возвратившись в Россию, обласканный Петром, молодой человек всецело отдался своей службе. Он продолжил ее и после смерти крестного. Всего Ибрагим Ганнибал пережил целых семь российских императоров и императриц. Воевать ему больше не пришлось. Всю свою жизнь крестник Петра строил доки, крепости и арсеналы, вел фортификационные работы во многих известных сооружениях как петровской, так и постпетровской эпохи, в том числе в Кронштадте и Петропавловской крепости.
За свою жизнь Ганнибал Абрам Петрович, потомки которого до сих пор собирают материалы о нем, видел и опалу, и даже недолгую ссылку в Сибирь. Но он и в отдалении от двора продолжал строить. А когда вернулся из ссылки, вновь сумел обрести чин и богатство. Пика своей карьеры крестник Петра достиг при императрице Елизавете. В 1759 году ему было присвоено высшее воинское звание генерал-аншефа и Александровская лента на грудь. С этого времени он стал возглавлять инженерный корпус при императоре. Столь высокую оценку своих заслуг от императрицы получил Ганнибал Абрам Петрович.

Семья

Личная жизнь его была далеко не гладкой и ровной. Чуждый легкомысленных связей, он к женитьбе подошел как к практической необходимости - с целью продолжению рода. Когда Ибрагим Ганнибал в 1731-м сочетался первым браком, Петра рядом с ним уже не было. Первой избранницей арапа была гречанка Диопер - дочь капитана галерного флота. Отец сам сосватал Евдокию за него: хоть и был черен жених, зато в чинах и богат. Но недолго радовался семейному счастью Ганнибал Абрам Петрович. Жена его любила другого. Она и под венец пошла против своей воли, по приказу отца. Избранником ее сердца был поручик Кайсарович, которого она безумно любила. В браке она была несчастлива и, как могла, мстила своему чернокожему мужу. Вскоре Ганнибал, получив «высочайшее» назначение, с семьей переехал в город Пернов. Встречи Евдокии и Кайсаровича поневоле прекратились, но она быстро нашла нового любовника - молодого кондуктора Якова Шишкова. А вскоре его жена забеременела. Ганнибал с нетерпением ждал сына, но на свет появилась белая девочка. И хотя такое тоже бывает при смешанных браках, муж тем не менее пришел в ярость. Он жестоко избил жену. Более того, оскорбленный Ибрагим этим не ограничился: добился заточения изменницы в застенок. Закончила Евдокия свою жизнь в монастыре.

Ибрагим недолго оставался один. Вскоре ему сосватали новую невесту. На этот раз ею оказалась немка Христина фон Шаберг. Будучи дочерью офицера Перновского полка, она и считается прабабушкой Пушкина - поэта, в котором были смешаны африканская, русская и немецкая кровь. В 1736-м Ибрагим Ганнибал второй раз официально женился. Однако ему все еще не удавалось оформить развод с Евдокией, поэтому несколько лет Ибрагим Петрович был двоеженцем. И только его высокое положение разрешило избежать скандала и, конечно, неприятностей, связанных с этим. Окончательно развод же с Евдокией ему удалось оформить только спустя семнадцать лет - в 1753 году.

Потомки

Брак Ибрагима с Христиной оказался на редкость прочным и плодовитым. У них было четыре дочери и пять сыновей. Ганнибал Абрам Петрович, дети которого были или черными, или очень смуглыми, во втором браке был счастлив. Но уже второе поколение - внуки - потихоньку приобрели европейский цвет кожи и немецкие черты лица. Вообще, смесь жгучей африканской и холодной германской крови дала удивительные результаты. Среди потомков Ганнибала были и голубоглазые или белокурые, и черноокие или темнокожие. Один из его сыновей - Осип - служил на флоте. Он женился на дочери тамбовского воеводы. От этого брака родилась очаровательная дочка - Надежда, которую в свете прозвали "прекрасной креолкой". У нее были темные волосы и глаза и желтые ладони - признак африканских генов. В 1796 году «прекрасная креолка» вышла замуж за скромного поручика Измайловского полка Сергея Львовича Пушкина, а в 1799-м у них родился сын - Александр Сергеевич, будущий великий поэт, дедом которого и был Ганнибал Абрам Петрович.

Известен большой вклад крестника Петра в развитие картофелеводства в нашей стране. Первые грядки с картофелем, как известно, появились в России еще при первом Императоре. Петр Великий выращивал эту культуру в Стрельне, рассчитывая использовать ее как лекарственное растение. Екатерина II же, решив, что «земляное яблоко» можно будет использовать в голодные годы, поручила Ганнибалу, хорошо знакомому с этим растением, попробовать заняться разведением картофеля у себя в усадьбе. Усадьба «Суйда», принадлежавшая Ибрагиму, стала первым местом на русской земле, где впервые появились вначале небольшие, а затем и обширные поля, засеянные этой культурой. Ибрагим Ганнибал писал мемуары, причем на французском языке, но в конце жизни он их уничтожил.

Необычным было его отношение к крепостным. В 1743 году, когда он сдавал часть своей деревни под названием Рагола в аренду фон Тирену, он включил в договор несколько удивительных для того времени пунктов, например запрещающих по отношению к крестьянам, увеличение установленных до этого норм барщины и т. д. А когда профессор нарушил их, то Ганнибал расторг соглашение по суду. Процесс вызвал недоумение у местных помещиков, которые, по их понятиям, должны были признать виновным фон Тирена, который по местным законам таковым не считался. Абраму Ганнибалу удалось выиграть этот процесс, хотя на самом деле это сделали эстонские крестьяне. Впервые за всю историю крепостничества в России помещика привлекли к суду за то, что он наказывал и порол крестьян, не соблюдая установленных норм барщины.

До сих пор в биографии Ганнибала остается много невыясненного. Традиционная версия его происхождения и места рождения связывала родину арапа Петра с Абиссинией - севером Эфиопии. Но недавние исследования, которые провел выпускник Сорбонны бенинский славист Дьедонн Гнамманк, автор книги «Абрам Ганнибал», идентифицируют его родину как границу современных Чада и Камеруна. Там когда-то находился султанат Логон народности котоко. И именно потомком этой цивилизации, как считает автор, и являлся Ганнибал.

Конец жизни

Большинство потомков крестника Петра первого и второго поколений - долгожители. Сам родоначальник этой громкой фамилии умер в возрасте восьмидесяти пяти лет, спустя два месяца после того, как скончалась его верная жена Христина. Он, выйдя в 1761 году в отставку, остаток жизни провел в одном из многочисленных имений в полном уединении.

Каменка в творческом наследии Александра Пушкина.

Бог помочь вам, друзья мои, В заботах жизни…

Читая художественные произведения и письма Пушкина периода его т.н. Южной ссылки (1820-1824 гг.), я неоднократно встречал упоминания о недолгой, но счастливой поре, проведенной поэтом под гостеприимной сенью усадьбы Каменка, которая принадлежала племяннице светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического Е.Н. Давыдовой (урожденной Самойловой, по первому браку - Раевской). Слышал кое-что и об историко-краеведческом музее, расположенном на былой территории давыдовской усадьбы, в нынешнем райцентре - г. Каменка Черкасской области Украины.

Но лишь недавняя поездка и непосредственные впечатления от знакомства с замечательным комплексом Каменского государственного историко-культурного заповедника окончательно сформировали мое представление об особой, принципиальной важности существования на Украине этого уникального памятника не только собственно русской , но и шире - всей восточнославянской истории и культуры.

Главным объектом заповедника является Литературно-мемориальный музей А.С. Пушкина и П.И. Чайковского, расположенный в усадебном флигеле, т.н. Зеленом домике. Здесь в начале 1820-х Поэт встречался с будущими декабристами, а со средины 1860-х ежегодно жил и работал Композитор, гостивший у сестры Сашеньки - супруги внука Давыдовой.

Литературно-мемориальный музей А.С. Пушкина и П.И. Чайковского (Зеленый домик)

Находясь в Каменке, я был буквально потрясен активной и самоотверженной работой коллектива сотрудников заповедника - местных жителей, этнических украинцев, красиво говорящих по-русски с неповторимо характерным, мягким южным акцентом. Они не только бережно хранят музейные сокровища, но и активно пропагандируют наше общее культурное достояние среди земляков и туристов, а также осуществляют совместные проекты с Российским центром науки и культуры в Киеве. (Кстати, Каменка является городом-побратимом российского г. Воткинска, также прославленного своим мемориальным музеем-усадьбой Чайковского.)

Каково же было мое удивление, когда, вскоре, листая почти 500-страничный туристский путеводитель «Україна», неоднократно публиковавшийся в Киеве издательством «Смолоскип» (по-русски - «Факел»), я не нашел ни единого (!) упоминания о Каменском заповеднике.

Безусловно, это не случайное упущение составителей книги - главы издательства О. Зинкевича и его соавтора В. Гулого. Ведь этот самый «Смолоскип» был некогда основан националистами в Америке, а ныне активно функционирует на Украине при поддержке администрации президента Ющенко.

Ознакомление с текстом книги показало, что в списках известных деятелей истории и культуры, родившихся в той или иной области нынешней Украины, почти не фигурируют неукраинцы. Столь же предвзято составлены списки достопримечательностей, в частности, скульптурных памятников и других мемориальных сооружений. Например, в главе о Черкасской области не упомянуты сыновья Екатерины Давыдовой герои Отечественной войны 1812 г. генерал Н.Н. Раевский-старший и полковник В.Л. Давыдов, один из декабристских лидеров. «Забыт» смолоскиповцами и настоящий скульптурный шедевр - памятник руководителям Южного общества декабристов, также находящийся на территории Каменского заповедника. В аналогичных текстах по Киеву не упоминается ни один из городских памятников Пушкину. В текстах по Одессе нет ни одной фамилии знаменитых русских писателей-одесситов. Ну и, конечно, подлинными «шедеврами объективности» авторов путеводителя являются тексты по Крыму.

Нашим ответом на тенденциозно-бескультурные «труды» такого рода могут быть лишь подробные рассказы о жемчужинах русской истории и культуры на Украине.

1

Живописный уголок Среднего Поднепровья - дворянская усадьба Каменка Чигиринского уезда Киевской губернии являлась выдающимся центром общественной и культурной жизни южнорусского края первой четверти ХIХ века. Гостеприимное имение Екатерины Николаевны Давыдовой стало в 1820-е годы местом неоднократных съездов и собраний виднейших членов тайного союза дворянских революционеров.

Портрет Е.Н. Давыдовой (с картины В.Л. Боровиковского)

Тогдашняя Каменка являлась, по выражению А.С. Пушкина, средоточием «умов оригинальных, людей известных в нашей России». Среди них, кроме самого Давыдова и Раевского с сыновьями Александром и Николаем-младшим, были супруги дочерей Раевского - генералы Михаил Орлов и князь Сергей Волконский, а также их единомышленники - декабристы Павел Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин, Иван Якушкин, Константин Охотников, братья Александр и Иосиф Поджио, другие заметные люди той поры. «Василий Львович Давыдов личность замечательная по уму и теплоте чувств к делу, - писал Сергей Волконский. - Я назову его коноводом по влиянию его бойких убеждений и ловкого увлекательного разговора, а местожительство его в селе Каменка Чигиринского уезда - было сборным пунктом для совещаний».

Исторические источники, изучавшиеся различными исследователями, в том числе и самими каменчанами - нашими современниками, позволили реконструировать следующий яркий образ давыдовской усадьбы: «Посреди села над речкой Тясмин раскинулся красивый парк. В нем - просторный двухэтажный помещичий дом, обставленный со всей роскошью, присущей быту екатерининских вельмож ХVIII века. В парке - изысканные оранжереи, с редкостными цветами и растениями; прекрасные аллеи роз; парково-архитектурные украшения - грот, беседки, скульптуры. В большом доме (…) всегда было шумно и весело от большой компании гостей. Играл крепостной оркестр, гремели хоры певчих, а во время праздничных торжеств, в честь хозяйки дома даже палили из небольшой старенькой пушечки. Недалеко от главного дома стоял «Зеленый домик» - давыдовский флигель, входивший в состав т.н. «большого двора». Там находились биллиардные и карточные столы, а также хранилась часть огромной библиотеки Давыдовых».

Вместе с тем уникальное историческое и культурное значение каменской усадьбы состоит еще и в том, что здесь в период своей т.н. южной ссылки неоднократно бывал Александр Пушкин, увековечивший в своем творчестве и этот дивный край, и его радушных хозяев, и окружавшее их общество.

2

В кратком плане-наброске автобиографических записок, составленном Пушкиным в 1833 г., тема пребывания в усадьбе Давыдовых выделена отдельным пунктом: «Каменка». Несомненно, сам поэт придавал этому эпизоду особое значение, несмотря на то, что в течение четырехлетнего периода своей южной ссылки он провел там всего несколько месяцев - с 18 (22?) ноября 1820 по 26 февраля (3 марта?) 1821 года. (Исследователи предполагают, что поэт вторично приезжал в Каменку в ноябре - начале декабря 1822 года, правда, какие-либо подробности об этом визите отсутствуют.)

Памятник А.С. Пушкину

Каменские впечатления запомнились Александру Сергеевичу на всю жизнь, о чем ярко свидетельствуют и его собственные воспоминания (например, письмо Николаю Раевскому-сыну от 30 января или 30 июня 1829 г.), и мемуары его знакомых. В этом отношении весьма характерны следующие слова кишиневского приятеля Пушкина полковника Ивана Липранди: «Я слышал уже неоднократно прежде о ласках Пушкину, оказанных в Каменке, и слышал от него восторженные похвалы о находившемся там семействе».

С Василием Давыдовым поэт был знаком еще с лицейских времен, в бытность того корнетом лейб-гвардии Гусарского полка, расквартированного в Царском Селе. Знакомство Пушкина с братом Давыдова - отставным генерал-майором Александром Львовичем состоялось в начале ноября 1820 г. в Кишиневе в доме Михаила Орлова, где, в отсутствие хозяина проживали его друзья и будущие родственники Давыдовы. Именно Александр Давыдов ходатайствовал перед пушкинским начальником генералом Иваном Инзовым, чтобы тот отпустил поэта в Каменку на празднование именин почтенной матушки давыдовского семейства Екатерины Николаевны.

Первые каменские восторги Пушкина отражены в его известном письме Николаю Гнедичу от 4 декабря 1820 г.: «…Теперь нахожусь в Киевской губернии, в деревне Давыдовых, милых и умных отшельников, братьев генерала Раевского. Время мое протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. (…) Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов». Участниками тех обедов и теми спорщиками были, кроме хозяев дома, Орлов, Якушкин, Охотников и Раевские.

Стихов там было действительно немного, но каких стихов! Именно в усадьбе Давыдовых поэт приступил к составлению своей рукописной антологии (т.н. «третьей кишиневской тетради»), открывающейся стихотворениями «Нереида » и «Редеет облаков летучая гряда… », под беловыми автографами которых помечено: «Каменка». Пейзаж, запечатленный во втором из них, интерпретируется иногда как навеянный свежими впечатлениями от скальных берегов Тясмина, тихого течения реки и осенних степных просторов:

Звезда печальная, вечерняя звезда,

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины.

Люблю твой слабый свет в небесной вышине;

Он думы разбудил уснувшие во мне.

Тясминский каньон

Между прочим, заполнение листов этой тетради было продолжено в Киеве (во время поездки «на контракты» с 28 января по 10 или 12 февраля 1821 г.), когда там появились «Земля и море », «Красавица перед зеркалом » и «Увы, зачем она блистает… ». А всего через два дня после возвращения в Каменку (22 февраля) рождается пушкинский шедевр «Я пережил свои желанья… », предназначенный поначалу для включения в текст поэмы «Кавказский пленник », которая была завершена 23 февраля и посвящена Николаю Раевскому-младшему. На исходе той же «Каменской зимы» появляются еще несколько пушкинских стихотворений: едкая эпиграмма «На Каченовского » («Клеветник без дарованья… »), дружеские строки «К портрету Вяземского » и знаковые стихи «В альбом » («Пройдет любовь, умрут желанья… »). Они завершают «каменско-киевский» цикл лирики Пушкина, озаглавленный автором, как «Эпиграммы во вкусе древних ».

По свежим каменским впечатлениям уже в Кишиневе создается поэтическое послание, адресованное Василию Давыдову, опубликовать которое при жизни Пушкина было немыслимо не столько по политико-цензурным, сколько по совершенно другим причинам. Сочинявшееся в первой декаде апреля 1821 г., одновременно с печально известной поэмой «Гавриилиада», оно также содержало кощунственные строки, оскорбительные для религии и церкви. Уже после смерти автора и просмотра его архива первым из ученых-пушкиноведов Павлом Анненковым они были замазаны в рукописи. По-видимому, это сделал сын поэта Александр Александрович. Соответственно, процесс публикации текста послания «В.Л. Давыдову » растянулся более чем на полвека и завершился лишь после Октябрьской революции. В нем приняли участие ведущие пушкиноведы второй половины ХIХ и первой трети ХХ вв. от самого Анненкова до советских ученых Бориса Томашевского и Мстислава Цявловского.

Для публикации канонического текста стихотворения в Полном академическом собрании сочинений А.С. Пушкина замазанные строки были восстановлены и прочитаны при помощи фотографирования через специальные светофильтры во Всесоюзном институте юридических наук. Впрочем, религиозное вольнодумство и р-революционность молодого Пушкина, сформировавшиеся под влиянием идеологии французского Просвещения и прочих модных идей, бытовавших в декабристской среде, соседствуют в этом произведении с просто забавными строками, отражающими искренние дружеские чувства поэта к адресату послания и его родне:

Меж тем как ты, проказник умный,

Проводишь ночь в беседе шумной,

И за бутылками аи

Сидят Раевские мои -

Когда везде весна младая

С улыбкой распустила грязь,

И с горя на брегах Дуная

Бунтует наш безрукий князь…

Тебя, Раевских и Орлова,

И память Каменки любя -

Хочу сказать тебе два слова

Про Кишинев и про себя.

(…)

Когда и ты, и милый брат,

Перед камином надевая

Демократический халат,

Спасенья чашу наполняли

Беспенной, мерзлою струей

И за здоровье тех и той

До дна до капли выпивали!..

Но те в Неаполе шалят,

А та едва ли там воскреснет…

Народы тишины хотят,

И долго их ярем не треснет.

Из рукописных вариантов этого стихотворения видно, что его автор намечал разные варианты строки о своем отношении к Каменке: «Душою Каменку любя…» или «Всем сердцем Каменку любя…»

Портреты казненных декабристов. Фрагмент музейной экспозиции

Увы, ни Пушкин, ни славные каменчане тогда не знали, не могли знать, чем закончится попытка их родных и друзей - «тех» (будущих декабристов) - возжечь вожделенную «ту» (зарю свободы): и на севере - в Петербурге, и на юге - совсем неподалеку от милого теплого дома над Тясмином.

3

« На очень холодной площади в декабре месяце тысяча вос е мьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг п е реломилось …

Тогда начали мерить числом и мерой, судить …

«Что такое тайное общество? Мы ходили в Париже к девчонкам, здесь пойдем на Медведя», - так говорил декабрист Лунин. (…)

Бунт и женщины были сладострастием стихов и даже слов обыденного разговора. Отсюда же шла и смерть, от бунта и женщин. (…)

Над женщинами в двадцатых годах шутили и вовсе не делали тайн из любви. Иногда только дрались или умирали с таким видом, как будто говорили: «Завтра побывать у Истоминой». Был такой термин у эпохи: «сердца раны». Кстати, он вовсе не препятствовал бракам по расчету. (…)

Время бродило.

Всегда в крови бродит время, у каждого периода есть свой вид брожения.

Было в двадцатых годах винное брожение - Пушкин »

Эти строки принадлежат большому русскому писателю и ученому, классику мирового литературоведения и блистательному пушкинисту Юрию Тынянову. Они - из его романа о Грибоедове, создававшегося одновременно с киносценарием «Союз Великого Дела» (1927), темой которого было восстание Черниговского полка на Украине, руководимого героем Отечественной войны 1812 года подполковником Сергеем Муравьевым-Апостолом и подпоручиком Михаилом Бестужевым-Рюминым (29 декабря 1825 г. - 3 января 1826 г.). Эти офицеры возглавляли васильковскую управу Южного тайного общества и были участниками съездов декабристских лидеров в Киеве и Каменке. Согласно преданию, особо секретные собрания заговорщиков, проходившие у подполковника Василия Давыдова - главы каменской управы декабристов юга России, устраивались в помещении усадебной мельницы, именуемой в наше время «Мельницей декабристов».

Мельница декабристов

Считается, что именно там совещания революционеров были тайно подслушаны унтер-офицером Иваном Шервудом - автором первых доносов императору Александру I на Павла Пестеля, князя Сергея Волконского и их товарищей. Аресты верхушки Южного общества начались еще до начала восстания в Петербурге.

13 декабря 1825 г. в Тульчине (ныне - райцентр Винницкой области Украины), где располагался штаб 2-й армии генерал-фельдмаршала Петра Витгенштейна, были взяты под стражу полковник Пестель и генерал-интендант 2-й армии Алексей Юшневский.

29 декабря в с. Трилесы (ныне - Фастовский р-н Киевской обл.) на квартире командира 5-й роты Черниговского полка поручика Анастасия Кузьмина арестовали братьев Муравьевых-Апостолов - Сергея и Матвея, которых, правда, вскоре освободили восставшие товарищи по оружию.

Вторичный арест офицеров-черниговцев произошел 3 января 1826 г. у с. Ковалевка (ныне - Васильковский р-н Киевской обл.). Раненого Сергея Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина взяли в плен с оружием в руках на поле боя с отрядом генерала Федора Гейсмара, верного воцарившемуся 14 декабря Николаю I.

Два дня спустя после подавления восстания Черниговского полка в расположении 2-й армии был арестован генерал Волконский, а 14 января в Киеве взяли Давыдова…

К счастью, Пушкин в ту пору был далеко как от холодного Петербурга, так и от милой, уютной Каменки. Высланный еще летом 1824-го из Одессы на Псковщину, в свое родовое гнездо с. Михайловское, он узнал о восстании на Сенатской площади лишь несколько дней спустя от соседского крепостного - повара Арсения.

13-14 декабря 1825 г. поэт заканчивает «Графа Нулина» - веселую поэму о незадачливом герое-любовнике. А вскоре Василий Давыдов, узнавший об аресте Пестеля и Юшневского, сжигает среди прочих своих бумаг и «…некоторые стихи Пушкина»…

4

Пять лет спустя после разгрома декабристского движения Александр Сергеевич вспомнит его славное начало: и в Северной столице, и в далекой южной Каменке, там, где кипели те самые «демагогические споры». Вспомнит и напишет об этом в строфах «славной хроники» - Десятой главы «Евгения Онегина». Вспомнит и сожжет едва законченный текст, оставив потомству пару-тройку листочков с разрозненными строками - затейливо зашифрованными фрагментами…

«У них свои бывали сходки,

Они за чашею вина,

Они за рюмкой русской водки

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Витийством резким знамениты,

Сбирались члены сей семьи

У беспокойного Никиты,

У осторожного Ильи.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Друг Марса, Вакха и Венеры,

Тут Лунин дерзко предлагал

Свои решительные меры

И вдохновенно бормотал.

Читал свои Ноэли Пушкин,

Меланхолический Якушкин,

Казалось, молча обнажал

Цареубийственный кинжал.

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

Так было над Невою льдистой. Но там, где ранее весна Блестит над Каменкой тенистой И над холмами Тульчина, Где Витгенштейновы дружины Днепром подмытые равнины И степи Буга облегли, Дела иные уж пошли, Там Пестель. . . для тиранов… И рать… набирал Холоднокровный генерал, И Муравьев его склоняя, И полон дерзости и сил, Минуты вспышки торопил.

(…)

Сначала эти заговоры Между лафитом и клико Лишь были дружеские споры, И не входила глубоко В сердца мятежная наука. Все это было только скука, Безделье молодых умов, Забавы взрослых шалунов.

Увы, закончилось все - серьезно, жестоко и кроваво.

Пушкин и декабристы в Каменке (рисунок Д. Кардовского, 1934 г.)

Поражение декабристов означало для Василия Давыдова и его друзей-единомышленников многолетнюю каторгу и ссылку в Сибири. Вослед за ним добровольно поехала молодая супруга Сашенька, совершив, подобно Мари Волконской, Каташе Трубецкой, Александрин Муравьевой, Полине Анненковой и другим женам декабристов, «подвиг любви бескорыстной». Оттуда пушкинский друг так и не вернулся. Отбыв 13-летнюю каторгу, он был «обращен на поселение» в Красноярске, где и скончался 25 октября 1855 г., не дожив совсем немного до манифеста об амнистии от 26 августа 1856 г., дарованной ссыльным декабристам новым императором Александром II. Схоронив его, Александра Ивановна Давыдова возвратилась домой в Каменку, где прожила еще очень долгую жизнь в кругу любящих детей, внуков и правнуков.

Александра и Василий Давыдовы

Кроме поэтического послания «В.Л. Давыдову », в творческом наследии Александра Пушкина есть также три письма, предположительно адресованных каменскому декабристу. Первое из них написано почти сразу после возвращения поэта из Каменки в Кишинев (первая половина марта 1821 г.), а остальные - много времени спустя (июнь-июль 1824 г.). Они касаются революционных событий на Балканах - антитурецкого освободительного движения греческих и румынских повстанцев. Но если текст 1821 года отражает романтическое восхищение Пушкина первыми шагами инсургентов, то последующие письма свидетельствуют о более глубоком понимании поэтом скрытого существа событий, в том числе - малосимпатичной психологии их движущей силы. Все это, увы, актуально не только для той поры, но и для совсем недавних «розовых», «рыжих» и прочих «цветных» псевдореволюций.

«Жалея, что принужден оправдываться перед тобою, повторю и здесь то, что случалось мне говорить касательно греков.

Люди по большей части самолюбивы, беспонятны, легкомысленны, невежественны, упрямы; старая истина, которую все-таки не худо повторить. Они редко терпят противуречие, никогда не прощают неуважения; они легко увлекаются пышными словами, охотно повторяют всякую новость; и, к ней привыкнув, уже не могут с нею расстаться.

Когда что-нибудь является общим мнением, то глупость общая вредит ему столь же, сколько единодушие ее поддерживает. Греки между европейцами имеют гораздо более вредных поборников, нежели благоразумных друзей».

«Мы видели этих новых Леонидов на улицах Одессы и Кишинева - со многими из них лично знакомы, мы можем удостоверить их полное ничтожество - они умудрились быть болванами даже в такую минуту, когда их рассказы должны были интересовать всякого европейца - ни малейшего понятия о военном деле, никакого представления о чести, никакого энтузиазма - французы и русские, которые здесь живут, выказывают им вполне заслуженное презрение; (…) дело Греции вызывает во мне горячее сочувствие, именно поэтому-то я и негодую, видя, что на этих ничтожных людей возложена священная обязанность защищать свободу».

Шпага декабриста Давыдова

К сожалению, объем дошедших до нас пушкинских текстов, посвященных замечательному человеку, личности «высокой пробы» декабристу Василию Давыдову, существенно уступает количеству стихов и прозы, «увековечивших» образы его старшего брата - особы совершенно иного рода, а также - очаровательной супруги и забавного сынишки генерала Александра Львовича.

5

«В молодости моей случай сблизил меня с человеком, в коем природа, казалось, желая подражать Шекспиру, повторила его гениальное создание. *** был второй Фальстаф: сластолюбив, трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив и толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную. Он был женат. Шекспир не успел женить своего холостяка. Фальстаф умер у своих приятельниц, не успев быть ни рогатым супругом, ни отцом семейства; сколько сцен, потерянных для кисти Шекспира!

Вот черта из домашней жизни моего почтенного друга. Четырехлетний сынок его, вылитый отец, маленький Фальстаф III , однажды в его отсутствие повторял про себя: «Какой папенька хлаблий! Как папеньку госудаль любит!» Мальчика подслушали и кликнули: «Кто тебе это сказывал, Володя?» - «Папенька», - отвечал Володя».

Такими изображены Александр и Владимир Давыдовы в пушкинских «Table-Talk» 1835-1836 гг. Поэтические и эпистолярные вариации на ту же тему появились много раньше, еще в Одессе, в 1823 и 1824 гг., когда два Александра - Пушкин и Давыдов после каменского расставания повстречались вновь. Одесские контакты былых кишиневско-каменских знакомцев были не из приятных. По этому поводу поэт писал Александру Раевскому (15-22 октября 1823 г.): «Ваш дядюшка, который, как вам известно свинья, был здесь, перессорил всех и сам со всеми поссорился. Я готовлю ему замечательное письмо под-аккорд №2, но на этот раз он получит изрядную ругань, дабы быть, как и все посвященным в секрет». «Ругательное» письмо Пушкина (если, конечно, оно было написано) до нас не дошло, и означенный «секрет» остался для потомства не раскрытым. Однако показательно, что в том же году родились хрестоматийные строки из ХII строфы Первой главы «Онегина», где изображен некий:

…рогоносец величавый, Всегда довольный сам собой, Своим обедом и женой.

Вскоре это определение уже цитировалось в письме Сергея Волконского к Пушкину (от 18 октября 1824 г.) применительно к Александру Давыдову. А приблизительно тогда же появилось остро сатирическое стихотворение: «Нельзя мой толстый Аристип », тоже адресованное генералу-гурману. Считается, что Пушкин невзлюбил Александра Давыдова уже вскоре после их первого знакомства в Кишиневе. Ведь самодовольный помещик, выхлопотавший для поэта разрешение съездить в Каменку, позволял себе проявлять высокомерно-покровительственное отношение к молодому человеку, чего тот терпеть не мог. Своеобразная пушкинская «месть» не замедлила себя ждать. В Каменке у него возник недолгий, но бурный роман с тридцатитрехлетней супругой Давыдова - генеральшей Аглаей Антоновной, урожденной герцогиней де Граммон. Некогда эта очаровательная аристократка-француженка была придворной короля-эмигранта Людовика ХVIII, а потом выскочила замуж за симпатичного толстяка Александра Львовича, родив ему мальчика Володю и двух девочек Адель и Екатерину. По обыкновению эмансипированных дам своего времени, она не раз «украшала» рогами буйну голову своего супруга и в 1829 г. удостоилась упоминания в знаменитом «донжуанском» списке Пушкина.

Пушкинский грот (возможное место творческого уединения поэта и любовных свиданий с Аглаей Давыдовой)

Судя по всему, отношения поэта и каменской красавицы складывались непросто. Об этом прямо говорится в его послании «Кокетке »:

Сначала были мы друзья, (вариант: Я вами право был пленен) Но скука, случай, муж ревнивый… Безумным притворился я, (вариант: Я притворился, что влюблен) И притворились вы стыдливой; Мы поклялись…потом…увы! (вариант: Мы сблизились…) Потом забыли клятву нашу; Клеона полюбили вы, (вариант: Себе гусара взяли вы) А я наперсницу Наташу.

На деле, впрочем, измена любовницы с неким «гусаром Клеоном» явно не оставила Пушкина равнодушным. Ведь красотка Аглая стала после этого мишенью трех или четырех весьма откровенных эпиграмм на русском и французском языках, две из которых поэт поместил в текстах писем своему брату Льву (24 января 1822 г.) и другу - кн. Петру Вяземскому (март 1823 г.). Это - редчайший случай в его творчестве. В первом случае Пушкин пишет: «Если хочешь, вот тебе еще эпиграмма, которую (…) не распускай, в ней каждый стих правда.

Иной имел мою Аглаю За свой мундир и черный ус, Другой за деньги - понимаю, Другой за то, что был француз, Клеон - умом ее стращая, Дамис - за то, что нежно пел. Скажи теперь, мой друг Аглая, За что твой муж тебя имел?

Прочие тексты того же рода («Оставя честь судьбы на произвол… » и «A son amant Egle sans resistance … ») не менее, если не более откровенны. В письме Вяземскому автор прямо называет их «пакостями» и просит не показывать «никому - ни Денису Давыдову». Но, по-видимому, какие-то из упомянутых произведений все же стали известны их «адресату», воспылавшему негодованием по адресу их автора. О настроенности Аглаи Антоновны против Пушкина уже в марте 1822 г. пишет И. Липранди, навещавший чету Давыдовых в Петербурге. Впрочем, те или иные отношения поэта с этой супружеской парой отнюдь не помешали поэту написать в том же году милейшее послание их дочурке Адели. Будучи в Каменке, он шутливо «ухаживал» за двенадцатилетней девочкой.

Играй, Адель, Не знай печали; Хариты, Лель Тебя венчали И колыбель Твою качали. Твоя весна Тиха, ясна: Для наслажденья Ты рождена. Час упоенья Лови, лови! Младые лета Отдай любви И в шуме света Люби, Адель, Мою свирель.

Недолгое пребывание Александра Пушкина в каменской усадьбе Давыдовых в конце 1820 г. - начале 1821 г. и, возможно, в конце 1822 г., его искренние, доверительные взаимоотношения с хозяевами имения оставили весьма ощутимый след в творческом наследии поэта. Родившись в самом начале 1820-х, «Каменская тема» стала одним из заветнейших мотивов пушкинского творчества.

Памятник руководителям Южного общества декабристов, установленный на территории Каменского заповедника (слева направо: Василий Давыдов, Сергей Волконский, Павел Пестель, Сергей Муравьев-Апостол, Михаил Бестужев-Рюмин)

Он не раз возвращался к ней как на протяжении 1820-х, так и 1830-х годов. Здесь: и классические образцы пушкинской лирики; и задушевные строки из послания другу-декабристу Василию Давыдову; и завершающие стихи «Кавказского пленника», посвященного племяннику «милого каменского отшельника» - Николаю Раевскому. Здесь и остро сатирические тексты, касающиеся каменского сибарита Александра Давыдова, его любвеобильной супруги и сыночка - папенькиной миникопии, а также доброе послание их дочурке.

Здесь и фрагменты сожженной Десятой главы «Евгения Онегина», где поминаются: и сама Каменка вкупе с именами друзей и соратников ее героического обитателя, и славные дела декабристов-южан, одни из которых - уже казнены, а другие томятся «во глубине сибирских руд».

Это цитата сообщения Юрий-Киев Связи Автограф

Абрам Петро́вич Ганниба́л ( - ) - российский военный инженер , генерал-аншеф , прадед А. С. Пушкина . Ибрагим был сыном чернокожего африканского князя - вассала турецкого султана. В 1703 году его захватили в плен и отправили в султанский дворец в Константинополе. В 1704 году русский посол Савва Рагузинский привёз его в Москву, где через год тот был крещён. Поскольку крёстным отцом был Пётр I, в православии Ибрагим получил отчество Петрович. С 1756 года - главный военный инженер русской армии, в 1759 году получил звание генерал-аншефа. В 1762 году вышел в отставку. Во втором браке у Ганнибала родился Осип Абрамович Ганнибал - дед А. С. Пушкина по материнской линии. Своему прадеду А. С. Пушкин посвятил неоконченный роман «Арап Петра Великого ».

Происхождение

В биографии Ганнибала до сих пор ещё много невыясненного. Сын владетельного князька («негера» знатного происхождения, по запискам его младшего сына Петра) Ибрагим (Абрам) родился, вероятно, в (или ) году в Африке . Традиционная версия, идущая от знакомой Пушкину немецкой биографии Ганнибала, составленной его зятем Роткирхом, связывала родину петровского арапа с севером Эфиопии (Абиссинией).

Недавние исследования выпускника Сорбонны бенинского слависта Дьёдонне Гнамманку, автора книги «Абрам Ганнибал» из серии ЖЗЛ , развившего идею Набокова , идентифицируют его родину как рубеж современных Камеруна и Чада , где находился султанат Логон народа котоко , который является потомком цивилизации Сао .

Биография

На восьмом году жизни Ибрагим был похищен вместе с братом и привезён в Константинополь , откуда в 1705 году Савва Рагузинский привёз братьев в подарок Петру I , любившему всякие редкости и курьёзы, державшему и прежде «арапов ». Согласно альтернативной версии (Благой, Тумиянц и др.), Абрам Петрович был куплен Петром Великим примерно в 1698 году в Европе и доставлен в Россию.

Между тем Ганнибал познакомился в Пернове с Христиной-Региной фон Шеберг (Christina Regina von Sjöberg ), прижил с ней детей и женился на ней в 1736 при живой жене, предъявив как доказательство развода постановление суда о наказании за прелюбодеяние. В 1743 году Евдокия, отпущенная на поруки, вновь забеременела, после чего подала прошение в консисторию , в котором признавала и прошлую измену и сама просила развести её с мужем. Однако тяжба с Евдокией окончилась лишь в 1753; супругов развели, жену сослали в Староладожский монастырь , а на Ганнибала наложили епитимью и денежный штраф , признав, однако, второй брак законным и сочтя виновным военный суд, который вынес решение по делу о прелюбодеянии без рассмотрения его Синодом .

Детей у Ганнибала было одиннадцать, но до взрослых лет дожили четыре сына (Иван, Петр, Осип, Исаак) и три дочери (Елизавета, Анна, Софья); из них Иван участвовал в морской экспедиции, взял Наварин , отличился под Чесмой , по указу Екатерины II проводил строительства города Херсон (1779), умер генерал-аншефом в 1801 году. Дочь другого сына Ганнибала, Осипа, была матерью Александра Пушкина , упоминающего о своём происхождении от Ганнибала в стихотворениях: «К Юрьеву», «К Языкову» и «Моя родословная».

В кино и литературе

О жизни Ганнибала (с рядом литературных допущений) рассказывается в неоконченном произведении А. С. Пушкина - «Арап Петра Великого »
По мотивам этого произведения снят фильм - «Сказ про то, как царь Пётр арапа женил », сюжет которого имеет мало отношения к исторической действительности. В роли Ганнибала - Владимир Высоцкий .
Давид Самойлов написал поэму «Сон о Ганнибале», повествующую о жизни Ганнибала в Пернове в 30-х годах XVIII века.
Михаил Казовский «Наследник Ломоносова», историческая повесть, 2011
Баллада о Беринге и его друзьях - роль А. П. Ганнибала исполняет Эрменгельт Коновалов
Зуев-Ордынец М. Е. - «Царский куриоз», Повесть

Память о Ганнибале в Прибалтике

См. также

Напишите отзыв о статье "Ганнибал, Абрам Петрович"

Примечания

Литература

Ганнибал А. П., Древник А. К. / Сообщ. и коммент. А. Барсукова. // Русский архив , 1891. - Кн. 2. - Вып. 5. - С. 101-104.
Михневич В. О. // Исторический вестник. - 1886. - Т. 23, № 1. - С. 87-143.
Опатович С. Е. // Русская старина, 1877. - Т. 18, № 1. - С. 69-78.
Дьёдонне Гнамманку (Dieudonné Gnammankou). Абрам Ганнибал: чёрный предок Пушкина = Abraham Hanibal, l"aïeul noir de Pouchkine / перевод с фр.: Н. Р. Брумберг, Г. А. Брумберг. - М .: Молодая гвардия, 1999. - 224 с. - (ЖЗЛ , вып. 761). - ISBN 5-235-02335-8 .
Лурье Ф. Абрам Ганнибал. Африканский прадед русского гения. - СПб. : Вита Нова, 2012. - 368 с. - ISBN 978-5-93898-422-6 .
Телепова Н. К. Жизнь Ганнибала - прадеда Пушкина. - СПб. , 2004.

Ссылки

// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907. - Т. Iа. - С. 814.
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1892. - Т. VIII. - С. 87-88.
www.vinograd.su/education/detail.php?id=43414

Отрывок, характеризующий Ганнибал, Абрам Петрович

– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.

Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d"etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C"est pour me dire que je n"ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n"est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]

В своей семейной жизни Абрам Ганнибал был крайне несчастлив. Однако настоящая любовь не обошла его стороной...

С цепи сняли в 10 лет

Будучи уже зрелым человеком, Абрам Ганнибал, добиваясь дворянского звания, сочинял фантастические легенды о своём происхождении. Дескать, 19-й сын правителя африканской области Лагон, был в заложниках у турецкого султана, на Русь прибыл в свите московского посланника Саввы Рагузинского ... На самом же деле историю знаменитого африканца в России нужно начинать со слов Франца Лефорта, адресованных Петру I в 1698 г.: «Пожалуйста, не забуват купит араби...» Царь находился тогда в Голландии, невольничьи рынки которой могли предоставить самый эксклюзивный чернокожий материал. Так что «араби» по имени Ибрагим был куплен, снабжён прозвищем Ганнибал и отправлен в Москву. Но не столько как экзотическая диковинка, сколько с дальним прицелом государя: арапа надлежало вырастить, выучить и на его примере показать «толстозадым боярам», что царь может наделать себе сподвижников из кого угодно.

Абрам Ганнибал. Источник: Public Domain

Правда, до государственных постов чёрному пареньку было пока далековато. Дикий нравом, он царапался, кусался и несколько раз порывался бежать, о чём есть свидетельства. Князь-кесарь Ромодановский, находясь в Москве, писал царю за границу: «Арап Ганибалка, слава богу, живёт теперь смирно, не бесится, с цепи его сняли, учится по-русски...» Ганнибалу исполнилось 10 лет. Его определяют в Преображенский полк барабанщиком, дальше карьера развивается стремительно, и уже в 1705 г. Ганнибала крестят, дают имя Абрам, причём крёстным отцом является сам царь. Он тут же делает Ганнибала своим личным «камар-дином», арап сопровождает государя повсюду, спит в его токарной, участвует в Северной войне и, наконец, в 1717 г. отправляется в Париж для продолжения обучения...

Блестящая партия

27 января 1723 г. Над Москвой сизое небо, «превеликая метель, и мокрая». Отставной капитан французской армии Абрам Петров откидывает полог повозки и тоскливо смотрит на полудеревянное убожество, которое после Парижа кажется помойкой. Почему именно Москва, а не молодая столица, Петербург? Случай привёл арапа из Парижа в старорежимное захолустье? Скорее всего - нет. Он должен показаться государю, который сейчас находится в Первопрестольной, намереваясь «пытать и вешать, вешать и пытать», - обнаружились чудовищные хищения из казны, в которых замечены многие «птенцы гнезда Петрова». Приезд Ганнибала как раз совпадает с казнью барона Петра Шафирова . Голова барона положена на плаху, вот-вот ударит топор... Но царь прощает его, назначив «всего лишь» батоги и «ссылку с крепким караулом». Для изнеженного парижскими нравами арапа смотреть на всё это невыносимо, в голову лезут воспоминания о сидении в этом самом городе на цепи.

Москва в ужасе и смятении. Аристократы, привыкшие к долгим отлучкам государя, совсем было вернулись к старомосковскому житью-бытью. И вот теперь принесла нелёгкая, да ещё и арап с ним, тьфу, образина диавольская. Шляются по дворам, требуют водки и закуски, а попробуй откажи царю! Так или не так думал Гаврила Афанасьевич Ржевский, потомок древнего боярского рода, принимая Петра, неизвестно. А тот, пристально разглядывая молоденькую боярскую дочь, поднёсшую государю золотую чарку двойной очищенной с московским калачом, повёл усом и усмехнулся.

Известие о том, что боярышню Наташеньку Ржевскую просватали за арапа, да ещё и кто - сам царь! - обсуждала вся Москва. Ганнибал же, только-только осваиваясь в России, особого интереса к Наталье не испытывал, но государю не перечил и ходил на двор к Ржевским регулярно. Наталья сказывалась больной, дрожала и плакала в своей светёлке круглые сутки - об арапе рассказывали дикие сплетни, причём «срамного» характера.

Тем временем в глазах родителей «чёрный диавол» всего за пару недель превратился в то, что принято называть «блестящей партией»: «Жаль, что лицом арап, а так - лучшего жениха и не сыщешь! Да ведь с лица воду не пить, а что это за человек - умница, и честен, и благороден. Такого человека обидеть - грех!» Сама Наташа так не считала. И показавшись наконец жениху, зарыдала в голос и убежала. Жених же влюбился с первого взгляда. Да так крепко, что пробовал ухаживать по-европейски, чуть ли не с серенадами, чем окончательно запугал робкую девушку. Перстни, кольца, серьги, все жениховы подарки невеста отвергала. Неоднократно впрямую говорила, что арапа не любит и не полюбит никогда. Он молча сносил издевательства, вежливо раскланивался, а вернувшись домой, жестоко страдал. Забросил штудии в инженерном деле, попусту пылилась самая крупная на Москве частная библиотека - почти 450 томов. Несчастный арап пробовал искать утешения в поэзии, но, читая у Петрарки о Лауре , только больше растравлял душу.

Царь, наведя порядок в московских делах, спешил в свою новую столицу и торопил арапа со свадьбой. Ганнибал бы и рад, но невеста по-прежнему рыдала при виде жениха. Может быть, горячая африканская кровь и взыграла бы в нём, может быть, он, значительно обрусев, и понадеялся бы на русскую пословицу «Стерпится-слюбится». Но благородство души оказалось выше любви. Когда невесту выводили под венец, арап отказался от свадьбы.

Через два года царь умер. Ганнибала отправили в Сибирь на китайскую границу. Когда опала кончилась - вернули. Он дважды был женат. Первую жену, гречанку, родившую белую дочь, Ганнибал выгнал. Вторую терпел. Но всю свою жизнь предок Александра Пушкина тосковал по милой московской боярышне Наташеньке, так и не взглянувшей на него с нежной улыбкой.

Ганнибал, Абрам Петрович

Генерал-аншеф, "арап Петра Великого", прадед поэта Пушкина, был сыном владетельного абиссинского князька, турецкого вассала, и родился в гор. Лагоне (северная Абиссиния). Год рождения его в точности не известен: по Пушкину выходит, что он родился в 1688 г., по Бантышу-Каменскому - в 1691 г., по Лонгинову - в 1696 г., позднейшие же исследователи считают годом его рождения 1697 или 1698. Маленький Ибрагим попал с некоторыми другими знатными юношами в качестве аманата в султанский сераль в Константинополе, где прожил больше года. Когда Петр I поручил своему посланнику в Турции достать для него мальчиков-арапов, граф С. В. Рагузинский привез Ибрагима в Москву к царю. По собственному показанию Г., он выехал в Россию в 1706 г. "волею своею" (впрочем, другие его показания о числе лет, проведенных при Петре I, не совпадают с этим). С этих пор мальчик до 1716 г. безотлучно находился при Петре I, исполняя обязанности камердинера и секретаря. В 1707 г. его окрестили в Вильне в Пятницкой церкви (памятная доска на церкви дает неверную дату этого события - 1705 г.). Восприемниками были сам царь и польская королева Христина-Эбергардина. При крещении Ибрагиму было дано имя Петра, но так как он не хотел расстаться с прежним именем, то Петр разрешил ему называться Абрамом. Фамилия Ганнибал была закреплена за ним только в 1733-1737 гг., до того же он официально именовался Абрамом Петровым. В 1717 г. Г. отправлен был царем во Францию для изучения инженерных наук. Во время пребывания в Париже ему приходилось сильно бедствовать, потому что денег на содержание ему было ассигновано немного. Чтобы основательно изучить инженерное искусство, Г. решил поступить в инженерную школу, учрежденную в 1720 г., для чего ему пришлось определиться во французскую армию, так как только это давало право на поступление в школу. Есть, однако, известие, что еще в 1719 г. он служил волонтером во французской армии, сражавшейся с испанцами, был ранен в голову и взят в плен. По его собственному показанию, он в начале 1722 г. был поручиком, по другому же его показанию - был гвардейским капитаном. Вызванный в 1722 г. Петром I обратно в Россию, Г. безуспешно хлопотал об оставлении его еще во Франции и в начале 1723 г. явился в Петербург. Познания свои, приобретенные в чужих краях, ему пришлось впервые применить на инженерных работах в Кронштадте. В феврале 1724 г. он был пожалован в поручики бомбардирской роты Преображенского полка и получил поручение обучить молодых солдат-дворян математическим наукам. Петр І до самой смерти не изменял милостивого отношения к своему арапу и, умирая, поручил его своей дочери Елизавете. При Екатерине І Г. преподавал математику наследнику престола, великому князю Петру Алексеевичу. 23 ноября 1726 г. он поднес императрице сочиненную им книгу об инженерном искусстве. Г. был близок к кружку противников Меншикова, группировавшемуся около кн. А. П. Волконской, урожденной Бестужевой-Рюминой, что вызвало его опалу, когда, по воцарении Петра II, Меншиков сделался правителем государства: 8 мая 1727 г. он был послан в Казань под предлогом составления проекта починки тамошней крепости; по прибытии туда получил повеление ехать в Тобольск для постройки крепости, а оттуда был послан на Китайскую границу для постройки крепости Селенгинска. Между тем после падения Меншикова вновь возникло дело княгини Волконской и членов ее кружка, обвиненных в политических интригах, и 22 декабря 1729 г. состоялось определение Верховного Тайного Совета об аресте Г. и препровождении его под конвоем в Томск. Однако дурных последствий для Г. это дело не имело. Анна Иоанновна переименовала его 25 февраля 1730 г. из бомбардир-поручиков в майоры Тобольского гарнизона, а 25 сентября, по ходатайству Миниха, в инженер-капитаны. Г. возвратился в Европейскую Россию и в марте 1731 г. назначен был в Пернов к инженерным фортификационным делам. 21 мая 1733 г. он вышел в отставку и поселился на мызе Каррикуля Ревельского уезда, купленной им на завещанные ему Петром I деньги. В ноябре 1740 г. (согласно формуляру) Г. снова определился на службу с чином артиллерии подполковника в Ревельский гарнизон, однако только 23 января 1741 г. составлен был протокол Сената по именному указу о пожаловании майора артиллерии А. П. Г. в подполковники и об отдаче ему в пожизненное арендное содержание деревни Рагола в Ревельском уезде. Воцарение Елизаветы Петровны выдвинуло его вперед. Пушкин рассказывает, что, когда она вступила на престол, Г. напомнил ей о себе, написав: "Помяни мя, егда приидеши во царствие твое". 12 января 1742 г. он был произведен в генерал-майоры и назначен Ревельским обер-комендантом; в тот же день ему было пожаловано дворцовое имение Михайловская Губа в Псковском уезде с 569 душами крестьян. 28 сентября 1743 г. деревня Рагола, находившаяся у него в пожизненной аренде, отдана была ему в вечное и потомственное владение. Впоследствии Г. получил еще несколько имений в пределах С.-Петербургской и Псковской губ. По переписи 1758 г. за ним числилось в Псковской губернии 854 души крестьян. Летом 1745 г. был членом комиссии по разграничению России и Швеции. 25 апреля 1752 г. он был переименован в генерал-майоры от фортификации и назначен управлять строительной частью инженерного ведомства. В 1753-1754 гг. Г. снова состоял при разграничении российских земель со Швецией. 25 декабря 1755 г. пожалован в генерал-лейтенанты, с назначением Выборгским губернатором, но через 2 дня оставлен по-прежнему при инженерном корпусе, где он был одним из главных сотрудников графа П. И. Шувалова и выказал недюжинные способности к инженерному искусству. Назначенный затем членом главной канцелярии артиллерии и фортификации, Г. 4 июля 1756 г. переименован из генерал-поручиков в генерал-инженеры, с назначением состоять при инженерном корпусе, а 23-го октября 1759 г. произведен в генерал-аншефы с назначением главным директором Ладожских каналов и комиссии Кронштадтских и Рогервикских строений. 30 августа 1760 г. ему была пожалована Александровская лента. 9 июня 1762 г. Г. был уволен в отставку за старостью. Последние годы своей жизни он провел в одном из пожалованных ему имений - Суйде, где и скончался 14 мая 1781 г. Здесь же он и погребен, но могила его не сохранилась. - Г. был женат дважды. В первый раз он женился по возвращении из Сибири в начале 1731 г. на гречанке Евдокии Андреевне Диопер, которая была выдана за него против своей воли и скоро стала изменять ему, за что муж подвергал ее истязаниям и телесным наказаниям. В течение 5 лет ей пришлось по его жалобе сидеть в заключении. Бракоразводное дело длилось около 20 лет. Наконец, 9 сентября 1753 г. брак был расторгнут, жена признана виновной и сослана в Староладожский монастырь, где она вскоре и умерла. Между тем Г. еще в Пернове сошелся с дочерью капитана местного полка Матвея фон Шеберг, Христиной Региной, а в 1736 г. женился на ней в Ревеле. Когда первый брак был расторгнут, второй был признан законным, но только на Г. были наложены эпитимия и денежный штраф. Вторая жена умерла за день до смерти мужа, 13 мая 1781 г., на 76 году, и погребена с ним. От нее Г. имел 5-х сыновей: Ивана (1737?-1801), Петра (1742-1783), Осипа (1744-1806), Исаака (1747-1804) и Якова (род. в 1748 г.) и 4-х дочерей: Елизавету (род. 1737 г.), за подполковником Андр. Павл. Пушкиным, Анну (род. в 1741 г.), за генерал-майором Нееловым, Софию, за A. К. фон Роткирх, и Агриппину (pод. в 1746 г.). - А. С. Пушкин очень интересовался личностью своего прадеда, вывел его действующим лицом в своем неоконченном романе "Арап Петра Великого" и посвятил ему вдохновенные строки в "Моей родословной". Однако многое из того, что рассказывает о нем Пушкин, не соответствует действительности. Абиссинское, а не негритянское, происхождение Ганнибала доказано в последнее время проф. Д. Н. Анучиным ("А. С. Пушкин. Антропологический этюд", М., 1899, перепечатка фельетонов из "Русских Ведомостей", 1899 г., №№ 99, 106, 114, 120, 127, 134, 143, 163, 172, 180, 193 и 209).

Полн. собр. соч. Пушкина, под редакцией С. А. Венгерова, т. І (Б. Л. Модзалевский, "Род Пушкина", 14-20); М. Лонгинов, "Абрам Петрович Ганнибал" ("Рус. Архив", 1864, стр. 218-232); С. Н. Шубинский, "Исторические очерки и рассказы", 5 изд., СПб., 1908 ("Кн.

А. П. Волконская и ее друзья"); С. И. Опатович, "Евдокия Андреевна Ганнибал" ("Рус. Стар.", 1877, I, 69-78); А. Барсуков, "Автобиографическое показание... А. П. Ганнибала" ("Рус. Архив", 1891, II, 101-102); П. Пекарский, "Наука и литература в России при Петре Великом", І, 163-167; Б. Л. Модзалевский, "Родословная Ганнибалов" (Летопись Ист.-Родословн. Общ. в Москве, 1907 г., вып. 2); Е. И. Сондоевский, "К биографии Ганнибал, предков А. С. Пушкина" (Сборник трудов членов Псковского Археолог. Общ., 1896 г.); Гельбиг, "Русские избранники" (Рус. Стар., 1886 г., т. II, стр. 105, 106; в примечании даны библиографические указания).

{Половцов}

Ганнибал, Абрам Петрович

[Настоящая статья печатается вместо статьи о том же предмете, недостаточно полной и неправильно называющей Ганнибала - Аннибалом (см.).] - "Арап Петра Великого", негр по крови, прадед (по матери) поэта Пушкина. В биографии Г. до сих пор еще много невыясненного. Сын владетельного князька, Г. родился, вероятно, в 1696 г.; на восьмом году похищен и привезен в Константинополь, откуда в 1705 или 1706 г. Савва Рагузинский привез его в подарок Петру I, любившему всякие редкости и курьезы, державшему и прежде "арапов". Получив прозвище в память славного карфагенянина, Г. принял православие; восприемниками его были царь (давший ему и отчество) и королева польская. С тех пор Г. "неотлучно" находился подле царя, спал в его комнате, сопровождал во всех походах. В 1716 г. поехал с государем за границу. Быть может, он занимал при царе должность денщика, хотя в документах он трижды упоминается наряду с шутом Лакостой. В это время Г. получал жалованья 100 рублей в год. Во Франции Г. остался учиться; пробыв 1 1/2 года в инженерной школе, поступил во французское войско, участвовал в испанской войне, был ранен в голову и дослужился до чина капитана. Вернувшись в Россию в 1723 г., определен в Преображенский полк инженер-поручиком бомбардирской роты, капитаном которой был сам царь. После смерти Петра Г. пристал к партии недовольных возвышением Меншикова, за что был отправлен в Сибирь (1727) перенести город Селингинск на новое место. В 1729 г. велено было отобрать у Г. бумаги и содержать под арестом в Томске, выдавая ему ежемесячно по 10 руб. В январе 1730 г. состоялось назначение Г. майором в Тобольский гарнизон, а в сентябре - перевод капитаном в Инженерный корпус, где Г. числился до увольнения в отставку в 1733 г. В начале 1731 г. Г. женился в Петербурге на гречанке Евдокии Андреевне Диопер и вскоре был командирован в Пернов учить кондукторов математике и черчению. Вышедшая замуж против воли, Евдокия Андреевна изменила мужу, что вызвало преследования и истязания со стороны обманутого. Дело дошло до суда; ее арестовали и держали в заключении 11 лет при ужасных условиях. Между тем Г. сошелся в Пернове с Христиной Шеберг, прижил с ней детей и женился на ней в 1736 г. при живой жене, тяжба с которой окончилась лишь в 1753 г.; супругов развели, жену сослали в Староладожский монастырь, а на Г. наложили епитимью и денежный штраф, признав, однако, второй брак законным. Поступив в 1740 г. снова на службу, Г. пошел в гору с воцарением Елисаветы. В 1742 г. он был назначен ревельским комендантом и награжден имениями; числился "действительным камергером". Переведенный в 1752 г. снова в Инженерный корпус, Г. был назначен заведовать делами по разграничению земель со Швецией. Дослужившись до чина генерал-аншефа и александровской ленты, Г. вышел в отставку (1762) и умер в 1781 г. Г. обладал природным умом и выказал недюжинные способности как инженер. Вел мемуары на французском языке, но уничтожил их. По преданию, возможностью избрать военную карьеру Суворов был обязан Г., убедившему отца его уступить наклонностям сына. Детей у Г. в 1749 г. было шестеро; из них Иван участвовал в морской экспедиции, взял Наварин, отличился под Чесмой, основал Херсон (1779), умер генерал-аншефом в 1801 г. Дочь другого сына Г., Осипа , была матерью А. С. Пушкина, упоминающего о своем происхождении от Г. в стихотворениях: "К Юрьеву", "К Языкову" и "Моя родословная". См. Helbig, "Russische Günstlinge" (пер. в "Русск. стар"., 1886, 4); "Биография Г. на немецком языке в бумагах А. С. Пушкина"; "Автобиографические показания Г." ("Русск. арх.", 1891, 5); Пушкин, "Родословная Пушкиных и Ганибалов", примечание 13-е к I главе "Евгения Онегина" и "Арап Петра Великого"; Лонгинов, "Абрам Петрович Ганибал" ("Русск. арх.", 1864); Опатович, "Евдокия Андреевна Г." ("Русск. стар." 1877); "Архив Воронцова", II, 169, 177; VI, 321; VII, 319, 322; "Письмо А. Б. Бутурлина" ("Русск. арх.", 1869); "Донесение Г. Екатерине II" ("Сборн. Ист. общ."X, 41); "Записки знатной дамы" ("Русск. арх.", 1882, I); Хмыров, "А. П. Ганибал, арап Петра Великого" ("Всемирный труд", 1872, № 1); Бартенев, "Род и детство Пушкина" ("Отеч. записки", 1853, № 11). Ср. указания у Лонгинова, Опатовича и в "Русск. стар." 1886, № 4, стр. 106.

E. Шмурло.

{Брокгауз}

Большая биографическая энциклопедия . 2009 .

Смотреть что такое "Ганнибал, Абрам Петрович" в других словарях:

Ганнибал (Абрам Петрович) Арап Петра Великого, негр по крови, прадед (по матери) поэта Пушкина. В биографии Ганнибала до сих пор еще много невыясненного. Сын владетельного князька, Ганнибал родился, вероятно, в 1696 г.; на восьмом году похищен… … Биографический словарь

- (ок. 1697 1781) российский военный инженер, генерал аншеф (1759). Сын эфиопского князя. Камердинер и секретарь Петра I. Прадед А. С. Пушкина, который увековечил Ганнибала в повести Арап Петра Великого … Большой Энциклопедический словарь

- (Ибрагим) (около 1697 1781), российский военный инженер, генерал аншеф (1759). Сын эфиопского князя; с 1705 в России. Камердинер и секретарь Петра I, сопровождал его в походах. Участвовал в строительстве ряда крепостей; с 1756 генерал инженер,… … Энциклопедический словарь

Ганнибал Абрам (Ибрагим) Петрович [около 1697, Лагон, Северная Эфиопия, 14.5.1781, Суйда, ныне Ленингр. обл.], русский военный инженер, генерал аншеф (1759), прадед (по матери) А. С. Пушкина. Сын эфиопского князя, взят турками заложником и в 1706 … Большая советская энциклопедия

Ибрагим Петрович Ганнибал Дата рождения около 1696 или 1697 Место рождения Логон, Африка Дата смерти 14 мая 1781(1781 05 14) Место смерти Суйда, Санкт Петербургская губерния … Википедия

- [Настоящая статья печатается вместо статьи о том же предмете, недостаточно полной и неправильно называющей Ганнибала Аннибалом] Арап Петра Великого, негр по крови, прадед (по матери) поэта Пушкина. В биографии Г. до сих пор еще много… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона