Льется из репродуктора. Николай зиновьев из новой книги

Жизненная и творческая биография Николая Зиновьева лишний раз подтверждает, что поэтам на Руси во все времена жилось и живётся несладко. Как свидетельствуют близкие люди, стихи его были замечены и опубликованы ещё в начале 80-х годов, а широкая известность приходит только сейчас, спустя более чем четверть века, когда уже и несколько сборников вышло, и появились подборки стихов в толстых центральных журналах. И дело здесь не в том, что кто-то этому препятствует, а скорее всего в том, что в нашей проблемной и расчётливой действительности пока и, думается, временно о поэзии просто забыли или же считают её неприбыльным, а потому непопулярным занятием.
Когда вдумываешься в обычную земную биографию Н. Зиновьева, воспроизводишь в зрительной памяти его самого, невольно напрашиваются слова из известной песни Игоря Талькова:Поэты не рождаются случайно,
Они летят на землю с высоты,
Их жизнь окружена глубокой тайной,
Хотя они открыты и просты.
Глаза таких божественных созданий
Всегда печальны и верны мечте.
И в хаосе проблем их души вечно светят тем
Мирам, что заблудились в темноте.В этих проникновенных строчках прямо-таки вырисовывается не только внешний портрет Николая Зиновьева, но и его скромный истинно русский образ жизни, его открытая благородная душа, заболевшая неотступным беспокойством за судьбу России, в какой уже раз за свою многострадальную историю натужно решающей вопрос «быть или не быть?».
Будущий поэт появился на свет в 1960 году в небольшом кубанском городке Кореновске, который и до сегодняшнего дня больше похож на степенную казачью станицу. Там на одной из городских окраин он живёт и сейчас. Писать начал примерно с 1982 года под впечатлением стихов, опубликованных в журнале «Кубань». Хорошо, что сразу нашёлся человек, который одобрил первые поэтические опыты Н. Зиновьева и тем самым вдохновил его на дальнейшее творчество. Им оказался известный на Кубани поэт Вадим Неподоба, к сожалению, уже ушедший в мир иной...
Ясно совершенно, что Н. Зиновьев родился поэтом, но прояви себя как поэт в полный голос тогда, когда спустились грозовые тучи над его большой и малой родиной. Жаль только, что этот голос долгое время был неслышен, потому что его забивали и продолжают забивать чуждые русской натуре звуки безнравственности и вседозволенности. Они держат слух современного человека в постоя: ном напряжении, и цель их громкого звучания далеко не безобиден, Зиновьев это очень хорошо понимает, иначе не родилось бы, не вышло бы из-под его пера вот это стихотворение, которое не может оставить равнодушным любого человека, искренне обеспокоенного судьбой родной земли и того великого духовного богатства, которое на ней произросло.Где русские тихие песни?
Хотел бы их слышать. Вотще.
Крикун же заморский, хоть тресни,
Мне нужен, как волос в борще.Где русские квасы и каши?
Где русский на избах венец?
Где русские женщины наши?
Где русская речь, наконец?Россия любимая, где ты?
Какой тебя смёл ураган?
Остался на ветку надетый
Небьющийся русский стакан. Возможно, кому-то вздумается обвинить поэта в русофильстве, в квасном патриотизме и, может быть, ещё в чём-то ныне немодном и неприемлемом в «элитных сферах». Мы же расцениваем прозвучавшие в стихотворении риторические вопросы как крик души истинного гражданина, для которого характерные приметы русской действительности — это святыни, без которых Россия перестанет быть таковой, растворится в пьяном угаре.
Поэзия Н. Зиновьева — не только собственная духовная биография, но одновременно и правдивая история России конца XX
XXI вв., запечатлённая как через мысли и чувства его самого так и простых людей, среди которых вырос он сам. Большая часть его стихов исполнена грусти и печали, в чём нельзя усматривать какую-то заданность или неестественность. Так получилось, что Н. Зиновьеву выпало жить в ту пору, когда страна покатилась под уклон, стремительно теряя и былую державную мощь, и высокие духовные ценности, и веру в благополучное будущее. Понимая происходящее сердцем и умом, живя в гуще народа и тонко воспринимая его настроения, поэт просто и мудро даёт своему времени достаточно суровую оценку, которая, конечно же, воспринимается не только как его индивидуальная, но и как глубоко народная. У него не так много стихов о нашем недавнем советском прошлом. Но именно в них проявляется одно из его лучших качеств как художника слова и человека: он не впадает в крайности, вызывающие неприятие, он предельно правдив и объективен, хотя понятие объективности применительно к поэзии едва ли уместно, поскольку она глубоко эмоциональна по своей сущности и, следовательно, большей частью субъективна. В стихах о временах социализма, безусловно, проскальзывают ностальгические нотки, но в целом они являют собой образец того, как надо бережно относиться к истории и искать в ней не только чёрные краски, но и то сокровенное и нетленное, что помогло бы человеку жить в настоящем. В этом сборнике есть стихотворение, посвященное В. Н. Павлюченкову. Смысловые и духовные параметры этого посвящения выходят далеко за рамки дружеского послания. В нём звучит то настроение, которым живут люди старшего поколения, утверждается мысль о том, что в прошлой советской действительности, которую многие сегодня окрестили «империей зла», было чем гордиться: и силой, и мощью, и славой, и единством устремлений:От вас, молодые, не скрою:
Не Божью, но знал благодать,
Я Родину видел такою,
Какой вам её не видать.Я видел такую державу,
В Империи жил я такой,
Что вечно за прошлую славу
Я буду держаться рукой.Иначе я рухну, как древо,
На нынешний глядя народ,
Смотрящий то вправо, то влево.
А мы зрили только вперед. Обращения поэта к прошлому лишены каких бы то ни было идеологических красок, в них, как правило, в конкретных земных деталях воспроизводятся нравственные ценности, в нынешней жизни только утраченные, но и поруганные. Яркий пример тому стихотворение «Из детства»:Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» —
Пускал кораблик из газеты.И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей...
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожей.Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат...
Тем и живу, что это помню. Жизнь теперешняя по отношению к той воссоздаётся по принципу контраста, в ней нет крепких нравственных опор и, следовательно, почвы для душевного покоя:Я помню всех по именам,
Кто нас учил, что труд — награда.
Забудьте, милые!
Не надо...
Труд — наказанье Божье нам.Как может быть мой дух высок,
Когда до поту, до измору
Я за говядины кусок
Дворец роскошный строю вору?Ведь я потворствую ему.
Ведь я из их, выходит, своры...
О, век! Ни сердцу, ни уму,
Ни духу не найти опоры. Как художник, Н. Зиновьев обладает удивительной зоркостью.
Он видит в окружающей жизни страдания обыкновенных людей и ходит нужным заострить на них своё внимание, убеждённо полагая, что успешно бороться с равнодушием, злом можно только силой пепельного откровения, силой пусть горькой, но правды. Вряд ли оставят читателя равнодушным стихи об очереди в собес, о нищенке копающейся в мусорном контейнере, об однокласснице Катьке, вышедшей на панель... Новое время — новые приметы. Пожалуй, и не припомнишь случая, чтобы обласканные вниманием столичные поэты снизошли до мусорного ящика. У них другая забота: «пофилософствовать в скорлупке» о высоком предназначении поэзии, низвергнуть своего предшественника или современника, чтобы самому взгромоздиться на пьедестал. Они и в упор не видят, точнее не хотят видеть, того, что видит Н. Зиновьев, поскольку живут не в сельской хате, а где-нибудь на десятом этаже, между небом и землёй, откуда всё видится как бы в тумане...
Стихи, собранные в этой книге, убедительно говорят о том, что Н. Зиновьев созрел и как поэт, и как гражданин. Он глубоко оригинален и неповторим в своих мыслях и чувствах, в художественных средствах их выражения. Он обрёл свой оригинальный поэтический стиль, свой меткий, образный язык, основанный на предельной простоте, лишённый подзатертых высоких слов, одинаково захватывающий как простого человека, так и истинного ценителя поэзии. В подавляющем большинстве стихотворений ощутима твёрдая власть над словом, которое для Н. Зиновьева дороже любого драгоценного металла. Вот почему он не транжирит его, предпочитая выразить мысль или чувство в двух-трёх четверостишиях, но выразить так, чтобы они убеждали своей глубиной, искренностью, свежестью и яркостью словесного оборота. Сошлёмся в подтверждение на стихотворение, первое четверостишие которого настраивает читателя на то, что поэт как будто ёрничает. Но тут же следует второе четверостишие, где изящно и тонко передана извечная боль русского поэта за свою обездоленную страну:В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта Поэта —
Наесться вдоволь ветчины.Мне за мечту мою не стыдно.
Я и на хлебе протяну
Срок отведённый, но обидно,
До слёз обидно за страну. Нередко стихотворения Н. Зиновьева состоят всего из одного четверостишия. Но и в этом случае они содержат чётко выраженную, буквально спрессованную авторскую мысль, которая привлекает и своей глубиной, и предельной словесной экономией в её выражении, и, самое главное, тем, что она воспринимается как присущая огромной массе соотечественников поэта. Сошлёмся хотя бы вот на это четверостишье:В который раз нам это слышать:
«Вновь у ворот стоит беда,
Сцепите зубы, надо выжить!»
О, русский Бог, а жить когда?!. Никого не оставит равнодушным такое же короткое стихотворение с распространённым названием «Мать»:Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб... Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась. Всего четыре скупых строки, а сколько же в них неожиданных поэтических ходов и находок! Но больше всего потрясает образ русской матери, созданный всего лишь одной стихотворной строкой. Казалось бы, материнская тема в поэзии давно исчерпала себя, но Н. Зиновьев находит такую её грань, которой пока ещё никто не прикоснулся. Находит не только потому, что щедро одарён поэтическим талантом, но и потому, что смысл своего творчества накрепко связывает с судьбами своего Отечества, считает своим гражданским долгом мужественно откликаться на всё то светлое, тёмное и даже трагическое, что в нём происходит.
Н. Зиновьев прямо заявил о том, что является продолжателем традиций тех поэтов, которые, как и он, с любовью и болью писали о России, о её нескончаемых бедах, но с надеждой на лучшее, на то, что лихая година рано или поздно исчерпает себя. Кто же они, русские поэты, которых он осознаёт как родственные души, почитает за учителей, считает своим долгом наследовать и нести в массы их мысли и чувства? Лет пять-шесть назад на встрече с читателями Н. Зиновьев, отвечая на вопрос о своих литературных пристрастиях, назвал своими кумирами Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, Б. Пастернака. Но, думается, линия связи с предшествующей русской поэзией тянется гораздо дальше: не только в XX, но и в XIX век. Неслучайно в сборнике (чаще всего в эпиграфах к стихам) упоминаются и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, и Тютчев, и Блок. При этом нельзя не обратить внимание на то, насколько кратко, тонко и исчерпывающе Зиновьев может дать точную оценку тому или иному поэту или его отдельному стихотворению. Взяв, например, в качестве эпиграфа к одному из стихов строки Блока «Сотри случайные черты и ты увидишь: мир прекрасен!», Зиновьев отдаёт ему дань как великому поэту, но при этом как бы ненароком замечает присущий его стихам «хлад ума», нехарактерный для традиционно русской поэзии:Поэт, поэт, в каком же ты
Жил заблужденье милом.
Стереть случайные черты
Возможно только с миром.Но так прекрасна мысль сама
Великого поэта,
Что отметаешь хлад ума
И сердцем веришь в это. Но не будем судить о преобладающем душевном настрое самого поэта и, как принято говорить, его лирического героя, принимая во внимание только то, что стихов, исполненных горечи, содержащих подчас мрачные выводы, больше, чем стихов, где так или иначе пробиваются искорки оптимизма. Втягивая читателя в гущу трагических эпизодов, характерных для постсоветской России, настраивая его на минорные тона, Н. Зиновьев как бы походя сменяет характерный ему настрой и тонким наблюдением, взятым из далекой истории или из дня сегодняшнего, сеет маленькую надежду на то, что происходящее вокруг не вечно. и это не раз подтверждала наша история:Теснили нас разные орды.
Врывались к нам в сумрак избы
И конские жаркие морды,
И танков холодные лбы.И был в своё время, как НАТО,
Зело популярен Мамай,
И Гитлер, и... Хватит? Не надо?
Ну то-то, смотри, не замай. В стихах такого рода совсем в другом свете предстаёт русский человек, в решающую минуту преображающийся из простого, незаметного мужичка в настоящего исполина, готового на любое свершение ради защиты семьи или спасения Родины:А свои голубые глаза
Потерял я в двенадцатом веке.
При внезапном степняцком набеге
Они с кровью скатились с лица.И тогда, чтоб за гибель семьи
Печенег не ушёл от ответа,
Я их поднял с горелой земли,
И с тех пор они чёрного цвета. Пожалуй, только в результате глубоких изысканий можно установить, чем Н. Зиновьев, к примеру, похож на Ю. Кузнецова и тем более на Б. Пастернака. Но совершенно очевидно его родство с Н. А. Некрасовым или Ф. Тютчевым. Оно проявляется в беспредельном чувстве любви Н. Зиновьева к России, к её великому прошлому и к запутанному и непредсказуемому настоящему. Не раз приходилось слышать, что стихи его подчас не только печальны, но и пессимистичны или попросту трагичны. Но Н. Зиновьев никогда не достиг бы больших поэтических высот, если бы не верил в Россию, если бы не находил даже самые малозаметные проблески в её мрачной современной истории, свидетельствующие о том, что рано или поздно она выйдет из затянувшегося экономического и духовного кризиса и обретёт верную дорогу. Вот строчки, подтверждающие, что Россию с её несгибаемым народом хоронить рано:Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы стали на колени.
А мы стали на колени
Помолиться перед боем. Н. Зиновьев не скрывает своей раздвоенности, философски спокойно осознает своё поэтическое предназначение, которое не сулит ни громкой славы, ни житейского благополучия:Я не пахарь и не воин
У своей родной земли.
Я поэт. Мой ум раздвоен,
Словно жало у змеи.Я поэт. Счастливой доли
Быть не может у меня,
Как нет запаха у соли,
Как нет вкуса у огня. Лирический герой стихов Н. Зиновьева склонен к глубокой рефлексии, в которой преобладают тревожные, а иногда и мрачные тона. Можно сослаться в подтверждение на десятки его стихов, таких как, например, «У окна», «Личное определение», «Моя страна», «Русь-тройка» и другие. Состояние души этого героя красноречиво проглядывает вот из этих пронзительных четырёх строк:Судьба нас вертит всех как хочет,
И я бросаюсь, горевой,
То вверх, то вниз, то вбок — как кочет,
С отрубленною головой. Нечто подобное было свойственно его великим предшественникам и маститым современникам, озабоченным судьбами отечества. Но подчеркнем ещё раз, что попытка установить кровное родство Н. Зиновьева с ними сделана не для того, чтобы, не дай бог, уличить его в подражательстве или, хуже того, в эпигонстве. Счастье России, её спасение в том, что во все времена, когда ей было трудно, где-то в её далёкой глубинке рождались талантливые люди, способные полезным делом или ярким образным словом посеять в душах людей веру в то, что она не рухнет в пропасть, не даст себя в обиду, рано или поздно обретёт свою истинную дорогу. Николай Зиновьев из тех людей: смысл жизни для него прежде всего в том, чтобы была Россия, чтобы она становилась сильнее и чище, чтобы не прерывала связь времен, не теряла того, чем гордилась в прошлом. И этот смысл он сумел выразить в своих оригинальных талантливых стихах, которые ни с чьими другими не спутаешь. Нет сомнения в том, что за два десятилетия стихотворчества Н. Зиновьев вписал своё имя в русскую поэзию. Но он не останавливается на достигнутом, он продолжает искать себя, обретая всё новых и новых поклонников. Верится в то, что главные его стихи ещё впереди, потому что у его творчества надёжная триединая основа: Россия, Православная Вера и великий Русский Народ.В. Т. Сосновский, доктор филологических наук

Добрый всем день!
Стихотворения Николая Зиновьева.
Но на Прозе.ру - авторство у Александра Ракова, наверное, он выложил это с целью популяризации.

ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара,
И мама жарила котлеты,
И я вершил свои «дела» —
Пускал кораблик из газеты.
И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь на жизнь была похожей.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.

СЕМЕЙНОЕ ПРЕДАНИЕ
Душ любимых спасения ради,
Богомолом прослывши окрест,
Раз в году в церковь хаживал прадед…
На коленях… В соседний уезд.

†††
Однажды после пьянки
Проснёшься, сер и хмур,
В окно посмотришь: янки
На завтрак ловят кур.
Чужим гортанным смехом
Буравят тишину
И тащат на потеху
В сарай твою жену.
Взлетают крик и перья,
Кровавится рассвет,
А у тебя с похмелья
Подняться силы нет.

†††
Вот сменила эпоху эпоха,
Что же в этом печальней всего?
Раньше тайно мы верили в Бога,
Нынче тайно не верим в Него.

НЕВЕДЕНЬЕ
Суперлайнер по курсу летел,
И в салоне кто тихо храпел,
Кто разгадывал глупый кроссворд,
Кто-то пил понапрасну лекарство…
Ведь не ведали люди, что борт
В двух часах от Небесного Царства.

†††
Не борода, а лопата,
Глянешь и скажешь: бандит.
Что от меня ему надо,
Что он за мною следит?
Грязный, худой, как все бомжи,
Вот отошёл он к стене.
Вот возвратился. О Боже,
Вот он подходит ко мне.
Густо дохнув самосадом,
Шепчет испуганно: «Слышь,
Что от меня тебе надо?
Что ты за мною следишь?»
Взял я в буфете закуски,
Водка была как вода.
Выпили вместе за русских
И разошлись навсегда.

†††
У знакомых — больная дочь.
Инвалид, понимаешь, с детства.
И никто ей не может помочь.
Нету в мире такого средства.
Понимаю, что я ни при чём,
Понимаю, умом понимаю…
Но немеет под левым плечом,
Когда взгляд на неё поднимаю…

ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами, —
Детьми рабочих и крестьян.
Поём о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.

В ДЕТСКОМ САДУ
Над клумбой бабочки порхают
И небо льётся синевой.
В тени песочницы играют
Солдаты Третьей мировой.

†††
Я верю, Россия очнётся,
Чтоб доброе дело творить,
Но прежде такое начнётся,
О чём я боюсь говорить.

ЧУДАК
Старичок собирает бутылки,
И - чудак - никуда не сдаёт.
Лишь задумчиво чешет в затылке.
Я подумал: старик - идиот.
Но спросил: «Для чего?» — с тихой лестью.
И ответил беззубым он ртом:
«Наполнять зажигательной смесью —
Нужно будет их много потом».

Николай! Часть ваших стихов посвящена жене Ирине. Она - ваш верный помощник в поэзии и опора в жизни. Не оставляйте её в тени...

Да, действительно: и опора, и помощник, и единомышленник, но прежде всё-таки - жена и мать моих детей. Кстати, тоже человек творческой профессии - журналист.

- Мне очень нравится ваша краткость: стихи состоят, как правило, из одной-двух, максимум трёх строф. Я сознаю, что препарировать творчество поэта - дело неблагодарное. И всё же, вы сразу нашли столь краткий, лаконичный стиль для своего стиха? Или были мучительные поиски?

Краткая форма моих стихотворений пришла ко мне сразу. Как-то совпало, что я начал писать стихи и читать Библию практически одновременно. В Новом Завете прочёл: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны» (Мф.6,7). Эта мысль стала предварять каждый приход вдохновения и, естественно, отразилась на краткости моих стихов. Ещё одна причина лаконичности - это понимание всё ускоряющегося ритма нашей жизни. Читателю будет тяжело воспринять двух- или трёхстраничное стихотворение, как это было во времена Державина и Ломоносова. Всё у нас, к сожалению, делается на бегу, без проникновения в глубь событий и явлений. Образно говоря, мои стихи - это «подножка» стереотипному ординарному мышлению моих сограждан.

- Как-то я выспрашивал у нашего «короля поэзии» Глеба Горбовского, долго ли он рождает стихотворение? Он ответил: «Да минут десять», - и тут же при мне написал прекрасное стихотворение. А как рождаются стихи у вас?

Каждое стихотворение рождается по-разному: одно напишется так, как будто мне его кто-то продиктовал, другое вынашивается неделю, а то и больше. Я почти постоянно думаю о нём, пока оно не выльется в удовлетворяющую меня форму. О содержании судить, конечно же, читателю.

- В ваших стихах столько боли... Поэт - человек, слышащий Небо. Россия свалилась в пропасть и летит вниз. Что говорит поэту его сердце о Родине?

А может быть, мы не летим в пропасть, а уходим на Небо, в свою Небесную Отчизну?

Тогда я не вижу причин для уныния, но, к сожалению, такая мысль и соответствующее ей состояние духа посещает меня очень редко. Причина этому - не побоюсь обобщения - наше маловерие. Всё, что творится с нами и нашей страной, - по-мирскому - происки «злых дядей», олицетворяющих тёмные силы. Но почему же мы забываем, что всё творимое не только на Земле, но и во Вселенной совершается по Промыслу Божьему? Всё остальное - это лишь производное от воли Господней. Но помрачённый ум и окаменелые сердца мешают понять нам это.

- Вы поэт православный. Вас крестили в детстве? И вообще как вы считаете, Россия - православная страна или языческая, если в ней всего 2% верующих?

Да, я крещён в младенческом возрасте. А считать по процентному соотношению верующих и неверующих, православная Россия или нет, - это мудрость земная, которая, как известно читающим Писание, есть безу-мие пред Богом. Может быть, эти два миллиона истинно верующих именно и соответствуют количеству населённых пунктов России и в каждом селении есть свой праведник, молитвами которого спасётся и его село, и вся Россия. Вот в нашем городе, как говорит наш батюшка, такой праведник есть. Я не претендую на объективность моего взгляда, но тем не менее.

- О чём вы думаете именно сейчас? Что у вас на уме? Чего бы вы хотели получить от жизни?

Заботит меня, как и всякого, кто ищет пути к богопознанию, которое, как известно, недостижимо, опять же наше маловерие. В нём, я считаю, корень всех наших бед. И ещё - в отсутствии любви Христовой. Я бы хотел получить от жизни то, чего считает достойным меня Господь, и ни на йоту больше.

- Мне, например, не довелось встретить счастливых людей, если не считать детства. Только в творчестве я нахожу истинное счастье. А вы?..

Я вообще считаю, что счастье на Земле недостижимо, в противном случае человек просто остановился бы в своём духовном росте. Это при условии, если не принимать за «счастье» достижения каких-то материальных благ, служебного положения, комфорта для тела, т.е. всего того, что нам сейчас усиленно навязывается...
Нет сомнения в том, что за два десятилетия стихотворчества Н.Зиновьев вписал своё имя в русскую поэзию. Но он не останавливается на достигнутом, он продолжает искать себя, обретая всё новых и новых поклонников. Верится в то, что главные его стихи ещё впереди, потому что у его творчества надёжная триединая основа: Россия, православная вера и великий русский народ.

†††
Христос мне снился только раз,
И сон тот был так чудно дивен,
Что с той поры и посейчас
Любой другой почти противен.
Мне сна того не передать
Земным путём стихосложенья.
Была то Божья благодать.
Хочу дождаться повторенья.

†††
Весенний воздух квасом кислым
Шибает в нос, и, как в бреду,
Все чувства старые и мысли
Приобретают остроту.
Поёт ручей на дне оврага,
Колотит солнце блюдца льдин.
И мне до мудрости два шага,
А до безумия — один.

†††
Минуты свободные редки,
А надо минут пятьдесят
Идти до кургана, где предки
Сухою травой шелестят,
Где сойка птенцов своих кормит,
Где крест, так похожий на «плюс»,
Опять ненароком напомнит,
Куда я всю жизнь тороплюсь.

†††
На западе солнце садится светло,
Восток набухает грозою.
Дохнула прохлада, притихло село,
И ливень — как даст! — полосою.
В саду на дорожках взрывает песок,
Сквозь солнце закатное льётся…
И кажется, будто рыдает восток,
А запад как будто смеётся.

ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» —
Пускал кораблик из газеты.
И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожей.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.

1972 ГОД
Мне всего двенадцать лет,
Горя я ещё не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.
На экране Фантомас
С комиссаром бьётся лихо.
Там стреляют, а у нас — тихо.
Не до этого — мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.
Назовёт потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет.
Счастья я не замечаю.

†††
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.

Нет глупых мыслей в голове,

Лишь стрекоза на рукаве.

†††
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехой,
Этот мох на крылечках горбатых…
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу.
До рыданий люблю, до удушья.
А за что, объяснить не могу.

ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами, —
Детьми рабочих и крестьян.
Поём о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.

ХУТОР
На моей родной земле
Лишь один такой есть хутор.
Как туманом на заре,
Весь он вишеньем окутан.
Там дремучи камыши,
И закаты там багровы.
Доживают там в глуши
Долгий век казачьи вдовы.
Там у старого пруда
Ивы грустно долу гнутся.
И с войны мой дед туда
Должен, должен был вернуться.
Но пропал мой дед во мгле,
Бес войны его попутал…
На моей родной земле
Лишь один такой есть хутор.

†††
Выйдешь, станешь на кургане.
В небе, как и в старину,
Коршун, плавая кругами,
Набирает вышину.
И стоишь ты, как разиня,
Крест неспешно сотворя,
А вокруг — твоя Россия.
Да, пока ещё твоя…

†††
Здесь плоть моя, а дух мой там,
Где места нет душевной лени.
И скачет сердце по следам
Давно ушедших поколений.
Там подвиг духа, подвиг ратный
Спасают отчие края,
Сильна там Родина моя…
И горек сердцу путь обратный.

СТАРИННОЕ ОРУЖИЕ
Если натовских танков армада
Путь направит на Русь, — их вина.
Выйдет старец из кельи с лампадой,
Освещающей все времена,
Оглядит всё всевидящим оком,
Переглянется с миром иным —
И все танки, сколь было их, скопом
Станут рылом обычным свиным.
И растащат собаки то рыло
По великой Руси кто куда…
Кстати, что-то подобное было,
Только вот не припомню когда.

ГЕН ПОБЕДЫ
И всё ж, несмотря на все беды
И множество грустного,
Таится в крови ген Победы
У каждого русского.
Пока мы выносим все пытки,
Из вечности скачет гонец,
Он свиток везёт, в том свитке
Одно только слово: «Конец».
Конец истязателям нашим,
Исчезнут они навсегда.
Мы снова поля свои вспашем,
Построим опять города.
Исчезнут все прежние беды,
Забудем о всех подлецах.
Таившийся в нас ген Победы
Опять загорится в сердцах.

†††
Стихает свист синиц и коноплянок,
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожжённых солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.
Они при комиссарах и буржуях
Всё с той же шелухою на губе.
Гляжу на них… когда на них гляжу я,
Мне как-то стыдно думать о себе.

НА СЕНОКОСЕ
Покряхтев и поохав,
Дед отладил косу.
И шагнули мы «с Богом»
По колено в росу.
Дед, столетью ровесник,
Он и тут впереди —
Даже на спину крестик
Сбился с впалой груди.
Так и шли мы, а к полдню
Я чуть ноги волок.
И, признаюсь, не помню,
Как упал на валок…
Высоко в поднебесье
Уходил в облака
«Миг», похожий на крестик
Моего старика…

ПАМЯТИ БАБУШКИ
Травы пахнут так сладко,
Воздух тёплый такой.
За железной оградкой —
Тишина и покой.
Как зелёная туча,
За оградкой ветла.
И калитка скрипуча,
И скамейка тепла.
Странным кажется это,
И сомненья берут:
То ли солнцем нагрета,
То ли Ангел был тут?...

†††
Блудный сын домой вернулся,
Дом найти он не сумел,
Отчей пылью поперхнулся,
На кривую лавку сел.
И потом, когда, однако,
На погост пошёл к родным,
Лавка верно, как собака,
Похромала вслед за ним…

†††
Во сне я молился, и плакал,
И свечку сжимал в кулаке,
А воск с неё на руку капал
И кровью стекал по руке.
И стали стекающей крови
Речные долины тесны,
И мальчик, плывущий на кровле,
Сказал мне, нахмуривши брови:
«Не смей истолковывать сны!..»

†††
Я наследник любви и печали
Моих предков в аду и в раю.
То не гуси в ночи прокричали, —
Предки душу узнали мою.
Леденеет ночная округа,
И хрустит под ногами листва.
Я не вырвусь из этого круга, —
Круга вечной любви и родства.
И не полнись, душа моя, страхом,
И ты, сердце, не бойся: «А вдруг?»
Никогда не рассыплется прахом
Этот вечностью замкнутый круг.

†††
Виталию Серкову
В так называемой глуши,
Где ходят куры по дорогам,
Я понял, кто я есть: души
Своей ходатай перед Богом.
О ней одной лишь хлопочу,
Как мать дитя своё, лелею.
И жить иначе не хочу,
Да и хотел бы — не сумею.
В преддверье Страшного суда
Поговорить в тиши о многом
Ты приезжай ко мне сюда,
Где куры ходят по дорогам…

ПОЛЕТ
Мчусь я полем безпредельным,
Разогнавшись налегке.
За спиной летит нательный
Крест на шёлковом шнурке.
Мы летим вдвоём с гнедою
По дороге вдоль реки.
Нас пугаясь, под водою
Тотчас прячутся нырки.
Полем, шляхом, снова полем,
Перепадочком косым…
И рождается на воле:
«Русь моя сильна не горем, —
Духом, борющимся с ним!»

БЛАГОВЕСТ
Когда так небо бирюзово
И так медвяны облака,
Я словно слышу эхо зова
Издалека и свысока.
Чей голос душу мне тревожит?
Откуда он, такой родной?
Не может быть… Или, быть может,
То тихий зов души самой.
Сквозь мрак, рождённый злобным словом,
Сквозь кровь и месть,
Сквозь ложь и лесть
Она своим негромким зовом
Благую весть мне шлёт: «Я есть».

ВЕРА
Равнодушный к безславью и славе, я
По родимой плыву стороне
На своём островке Православия.
Подгребайте, кто хочет, ко мне.
На земле всё сгорит и расплавится,
Всё сожрёт ненасытный огонь,
Только мой островок и останется,
Потому что он — Божья ладонь.

†††
На свиданье спешу ли с букетом
Или просто бегу по делам,
За столовским сижу ли обедом
Или в мыслях брожу по мирам,
Шумно радуюсь строчке случайной
Или молча сижу у огня —
Мне всё мнится: с улыбкой печальной
Сверху смотрят глаза на меня.

†††
Горели высокие свечи,
И служка снимал с них нагар.
Подняв угловатые плечи,
Священник кадилом махал.
Вдыхал я душистые струйки,
Торжественно пела душа.
Слагая молитвенно руки,
Я жить обещал не греша.
Был день Иоанна Предтечи,
Повсюду — по кругу и в ряд —
Горели высокие свечи…
Высокие свечи горят!

†††
Что я тебя всё грустью раню
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.
А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.
Услышав чистое, родное,
Узнав знакомые черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.

†††
Господь, всегда я пред Тобою
Стою как лист перед травою.
Пусть грешник я, пусть дух мой мглист,
Пусть я давно иссохший лист,
Пускай предверье, а не вера
В моей душе сквозит, как сон,
Пускай молюсь я неумело,
Пусть я крещусь ещё несмело,
Услышь мой стон!..

†††
Но вряд ли есть родство души …
М.Ю. Лермонтов
А я скажу вам: есть оно!
И душ родством, как Божьим светом,
Мир озарён. И вот дано
Нам убедиться было в этом.
Вилась над нами стрекоза.
В эмалированные кружки
Лилось шампанское. Глаза
На нас таращили лягушки.
Текла беседа, как река.
Друг другу клятв мы не давали:
Что благо в юности, едва ли
Уместно после сорока.
И пусть мы были не остры
В словах и мыслью не кипели,
Но три души, как три сестры,
Обнявшись, плакали и пели…

†††
Пока я не пошёл ко дну,
Одетый в смертную сорочку,
Господь, даруй мне хоть одну
Во мгле мерцающую строчку.
И чтоб, увидев то мерцанье,
Сказали просто и светло:
«Он был поэтом отрицанья,
Но отрицал он только зло».

ПОЛНОЛУНИЕ
Какая полная луна
И тишина, и тишина —
Извечная, густая.
Никто не станет возражать,
Что я при русском деле:
Стараюсь душу удержать
В ей надоевшем теле.

†††
Петру Ткаченко
Возвращаюсь с рыбалки ночной,
Диких уток срываю с ночлега.
Я устал и замёрз, как тот Ной —
Капитан и строитель ковчега.
Жутковато в судёнышке утлом
В полной темени плыть наугад.
Но сгущается тьма перед утром,
Это мною проверено, брат.

СЛЕПАЯ
Не видеть света? Бог избавь,
Хоть и бывает свет не белым.
Она шагала среди трав,
И свет зари, казалось, пел им.
Куда она в такую рань
Изгибы тропки повторяла?
Её вела Господня длань,
Она ей слепо доверяла.

†††
Я не бросаю людям вызова,
Пускай безумствуют и впредь.
Но только вместо телевизора
Мне в небо хочется смотреть.
Во мне ни хватки нет, ни удали,
Я миру этому не в масть,
Мне бобылём бы жить на хуторе,
Где только трав и солнца власть.
Пасти овец, а после ужина,
До лунной тропки на воде
Читая Библию, выуживать
Кусочки сыра в бороде.

†††
В Красной книге чувств людских
Много светлых и святых.
Не вернёт их ни искусство,
Ни, тем более, мой стих.
И Надежды зря не строй,
И она есть в книге той.
И ещё есть, для примера,
В книге той Любовь и Вера.
И конечно, не секрет,
Что ни лжи, ни зла в ней нет.

†††
Весна ещё весной осталась
Везде: и в поле, и в лесу.
Но больше всех её досталось,
Взгляните, детскому лицу.
Когда цветёт оно улыбкой,
Оно как будто бы поёт.
Поёт и жизни нашей зыбкой
Весь смысл безценный придаёт.

†††
Низкий берег. Куст калины.
На меже пустой шалаш.
А над нами журавлиный
Клин длиною в «Отче наш».
Обезцвеченно и постно
Улетает в никуда.
Шёпот: «Лучше никогда,
Чем поздно».

СЫНУ И ДОЧЕРИ
Я вам ничем не интересен:
Я не люблю ни ваших песен,
Ни ваших танцев, ни гримас
Пренебрежительных, ни фраз
На языке почти нерусском,
И мысли все мои о грустном.
И пусть не шибко я умён,
Но жизнь я вижу без прикрас:
Опять распалась связь времён.
Не навсегда ли в этот раз?

БЕЗГЛАГОЛЬНОЕ
Зима. Колхозная плотина.
В запруду вмёрзшая доска.
Мороз. Тоска. Худой ботинок.
Крик петухов. Опять тоска.
Стук сердца.
Ветер. Сигарета.
Край поля. В небо колея…
О, вековечный враг поэта —
Неизреченность бытия!..

†††
To нужна, а то вдруг не нужна,
То гоню, то зову её робко.
То принцесса, царица, княжна,
То рабыня, холопка.
То волнует, а нужен покой,
То… А впрочем, скажу по секрету:
Очень плохо, когда её нету.
Когда нету её.
Никакой.

†††

Позёмка пряталась в стерне,
Когда одним сплошным укором

Кого я спас? Кого приветил?
Кому был дорог мой ночлег?
Ответа не было. Лишь ветер
Бросал в лицо колючий снег.

†††
Вдруг нахлынуло чувство любви,
Стихла злоба, исчезла тревога.
И увидел я между людьми
Тихий свет, нисходящий от Бога.
Но недолго так длилось, и вновь
Разгорелись все распри и войны.
Вновь куда-то исчезла любовь
Без следа, как прибрежные волны.

†††
Вижу небо, поле в перелесках
И у сельсовета бюст вождя.
Вижу речку всю в игривых всплесках
Тёплого июльского дождя.
Слышу грома дальнего раскаты —
Всё это вмещается во мне.
Русская душа, как широка ты!
Есть где разгуляться сатане…
А грехов — по горло! Как себе помочь?
Я твержу упорно: «Бес, изыди прочь!»
Но Создатель видит,
Что я всё же трушу:
А вдруг бес изыдет
И прихватит душу?

ЛЮБОВЬ
Со злобным словом на устах,
С гримасой гневною, с размаха
Как часто мы бросаем в прах
Нас сотворившую из праха.
Но, невиновная, она
Встаёт с земли не с жаждой мщенья,
Встаёт с улыбкой всепрощенья,
Которая лишь ей дана.

†††
Моей души пейзаж невзрачен,
Коль он бывает у души:
Река с водою непрозрачной,
Поломанные камыши,
На берегу гнилая лодка,
Кострища чёрный, грязный след.
Но надо всем какой-то кроткий,
Необъяснимо тёплый свет…

О СЕБЕ
Ты не тверди, что жизнь преступна,
Забыты верность и любовь,
Любая встречная доступна,
Иудой стать готов любой.
Не говори: «Душа не рада
Святой заре, теплу руки…»
Все, что неправедно, — неправда,
А потому молчи. Не лги.

†††
Хоть я из племени мужчин,
Я плачу очень часто,
На это — тысяча причин,
Сто тысяч, кроме счастья.
Но плачу я, увы, без слёз,
Душа моя плакуча,
Как ива та, где старый плёс,
А чуть подальше — круча…
Не знаю, кара или честь
Душа такая. Трушу
Порою я, поскольку есть
Риск выплакать всю душу.

ТРИ ПЕСНИ ЛЮБИМОЙ
1. Чистая
И шарф, и нитка жемчуга,
И платье — на полу.
Осталась только женщина,
Которую люблю.
Остались украшения,
Которым Бог творец.
И головокружение.
И грохот двух сердец.
И пальцы, что на талии
Сомкнулись, как замок…
А что случится далее,
Тому судья лишь Бог.
2. Нежная
Вся в прошлое ночь наша канула.
Страсть стихла, как в шкафчике мышь.
О, как дорога мне рука моя, —
Рука, на которой ты спишь.
Давно уже пахнет ковригою,
И стадо давно за рекой.
А я всё лежу и не двигаю
Вконец онемевшей рукой.
3. Светлая
У вяза исчезла сутулость,
Вовсю распахнулись цветы.
Что в мире случилось? Проснулась!
Проснулась, любимая, ты!..

†††
Хоть с нами не было того,
После чего бывают дети,
Счастливей нас на целом свете,
Мы знали, нету никого.
Мы целовались в кинозале,
Где я теперь седой сижу.
Какими жадными глазами
Я в наше прошлое гляжу!
Гляжу в чарующую даль я,
Где счастлив был давным-давно.
Ты с кем теперь, моя Наталья?
Мне до сих пор не всё равно.

†††
Солнце светит. Сердце бьётся.
Вон сугроб сползает в тень.
Вон синица бликом солнца
По ветвям снуёт весь день.
А подальше — там осина,
Шест скворечни — вот дела!
Словно мать младенца-сына
Прямо к солнцу подняла.
Бродит зимний ветер в кронах,
А в корнях — весенний зуд…
И сугробы в тень, как брови
С удивлением, ползут.

†††
Еле слышно часы
На запястье стучат.
От рассветной росы
Дальний луг серебрится.
Хрипло цапли кричат,
В ряске рыбы молчат…
Всё же стоило, братцы, родиться.
Пусть судьбины рука
Козни всякие строит,
Жизнь течёт, как река,
И жить всё-таки стоит.

†††
Один нёс булку хлеба,
Другой сидел скучал.
Какого цвета небо —
Никто не замечал.
А небо было сизым,
Потом — как бирюза,
Потом… Хоть кто-то б снизу
Поднял к нему глаза.
Оно ж для нас сияло,
Для нас оно цвело,
Цвета свои меняло,
Внимания ждало.
Потом оно бузило:
Горбушки туч рвало,
Погибелью грозило,
В безсмертие звало.
Потом в немой остуде,
Померкнув до утра,
Вздохнуло: «Эх вы, люди!..»

МУЗЫКА
Когда так музыка божественна,
Всерьёз завидую роялю:
Ведь на него такие женщины
Такие руки так роняли.
И если мне на душу мглисто
Осядет тучею беда,
Ты мне хоть что-нибудь из Листа
Сыграй, пожалуйста, тогда.
Она, как вздох, неудержима,
И, как мечта, светла она.
По сути, музыкой мы живы,
Как нами музыка жива.
Ты — чувств возвышенных отчизна,
Любовь, и та не над тобой,
Когда прилюдно и пречисто
Трубач целуется с трубой.

†††
Полюбил берёзу ветер
И унёс в заморский край.
Посадил там, где наметил:
Свет, тепло — древесный рай.
Но три дня ломала руки
И бледнела добела —
И не вынесла разлуки
С отчим лесом — умерла.

†††
Тоски улыбка желчная
Не красит бытия,
Но, слава Богу, женщина
Нашлась и для меня.
На ней сошёлся клином
Весь этот белый свет,
С ней сходит грусть на нет.
Зовут её Ириной.

†††
Ни закатов жарких у реки,
Ни рассветов не было в полнеба,
Просто попросил её руки,
Как голодный просит хлеба.
Медленным ответила кивком,
Стиснула доверчиво запястье…
Разве мог мечтать я о таком?
Господи, за что мне это счастье?

†††
Эта осень похожа на ту,
Когда мы повстречались с тобою.
Так же падали листья в саду
Не отдельно, а целой гурьбою.
Ты сказала мне вечное «да»,
С неба дождик пускался раскосый.
И со щёк твоих капали слёзы,
А я думал сначала — вода…

†††
Все женщины разные очень,
Особенно в жаркие ночи:
Одна молчалива, как птица,
Другая пылает, как зорька.
А есть та, которая снится.
Которая снится. И только.

ОТКРЫТИЕ
Я прежде жил, как истукан.
Пришла она и без огласки
Во мне открыла океан
Дремавшей нежности и ласки.
И я — да что там говорить! —
Стал просыпаться даже раньше,
Чтоб чай покрепче заварить
Моей усталой Магелланше.

БАБА ЯГА
Незамужняя ты и бездетная,
В каждом встречном ты видишь врага.
А врождённая женственность где твоя?
Ты ведь всё-таки баба,
Яга.
Но молчит, только смотрит зловеще на
Этот мир, населённый людьми…
Вот какою становится женщина
Без любви.

КОНЕЦ СВЕТА
Он начинается с разлада
В обыкновеннейшей семье.
И жизнь уже как сколок ада,
Осколок ада на земле.
Страницы Нового Завета
Листаю я, не видя их.
Так наступает конец света…
По крайней мере — для двоих.

†††
Я избегаю встреч случайных.
Я обхожу тебя, как храм
Обходит грешник изначальный.
Но светом глаз твоих печальных
Мне светит солнце по утрам.
Нет, я от грусти не стенаю.
Для продолжения пути
Своё я детство вспоминаю
И крестик… на твоей груди.

†††

Где загорелые, как негры,
Таскают бредень пацаны.
Вон балка, где коров пасём.
…Прозрачным крылышком стрекозьим
Печать безсмертия на всём.

†††
Не спалось, и я вышел во двор.
Лип верхушки над крышей плясали.
Хмель, как вор, на соседский забор
Лез неспешно. И звёзды мерцали.
Лёгкий ветер мне дул в рукава,
Еле тлела в руке сигарета,
И кружилась слегка голова,
Оттого что вращалась планета…

†††
Весна всегда под утро
Приходит с тёплым ветром,
Приходит как-то смутно,
Почти что незаметно —
Как в дали полевые
Рассветная полоска,
Как женщина впервые
Приходит в сон подростка…

†††
Встречался ль ты взглядом
с глазами младенца,
Когда он ещё поперёк полотенца?..
Младенец не знает ни зла, ни обиды,
Ему все вселенские тайны открыты.
Но прежде чем скажет он первое слово,
От нашего мира земного и злого
Успеет вкусить он, увы, и не раз…
И тайна безсмертья
вновь скрыта от нас!

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС
В юности вам жизнь не маета.
Юности присуща жизни странность,
Где безсмертье вовсе не мечта,
А вполне осознанная данность.
Юность — чувства чистые, благие.
Юность — умирают лишь другие.
Но года не ходят стороной,
Вы уж мне, пожалуйста, поверьте:
Станете и вы совсем иной,
Осознав однажды ужас смерти.

†††
На смену тьме приходит утро,
И солнце красное встаёт.
Понять, что мир устроен мудро,
Ума пока недостаёт.
От этого в душе
Такая кутерьма!..
Пока или уже
Недостаёт ума?..

ПОЛНОЛУНИЕ
Какая полная луна
Плывёт, средь звёзд блистая.
И тишина, и тишина —
Извечная, густая.
Никто не станет возражать,
Что я при русском деле:
Стараюсь душу удержать
В ей надоевшем теле.

†††
На берегу родной реки
Сижу — и жертва, и палач.
Жить этой жизни вопреки —
Вот в чём задача из задач.
Но как о стену биться лбом,
Храня улыбку на лице?..
Как и в задачнике любом,
Ответ, увы, всегда в конце.

†††
В тупике, где заправляют
Маневровый тепловоз,
Непонятно как, но вырос
Куст душистых чайных роз.
И, дрожащий дрожью частой,
Он в мазутном тупике
Был нелеп, как слово «счастье»
В нашем русском языке.

НА МАЛОЙ РОДИНЕ
Неведом сердцу дух бродяжий.
Всё здесь, в родимом уголке:
И ширь полей, и пруд лебяжий,
И крюк надёжный в потолке,
И светлой рощицы прохлада,
Где мат и пьянка, срам и блуд…
Всё здесь, что мне для жизни надо.
И всё, чего не надо, тут.

СКРИП
«Как живёшь?» — «Да скриплю», — отвечает
На вопрос чей-нибудь кто-нибудь.
И ответив, он даже не чает,
Что проник в сокровенную суть.
В погибающей нашей Отчизне,
Где живущим свет белый не мил,
Засыхает само древо жизни
И протяжно скрипит на весь мир.

РОССИЯ
Под крики шайки оголтелой
Чужих и собственных иуд
Тебя босой, в рубахе белой
На место лобное ведут.
И старший сын указ читает,
А средний сын топор берёт,
Лишь младший сын ревмя ревёт
И ничего не понимает…

СОН ПРО НАГАН
Я собрал князей удельных,
Холодок бежит меж плеч,
Я целую крест нательный,
Я беру двуручный меч.
«Постоим за веру, други!
Золотится на хоругви
Лик Спасителя Христа».
Но вдруг — выстрел из куста.
Подлый выстрел из нагана
Обрывает сон.
Но откуда у поганых
Мог в то время взяться он?
Это ж были те хазары,
Чья орда, как степь, дика.
А наган им комиссары
Протянули сквозь века.

†††
Когда ты невинной и слабой
Невестой навстречу идёшь,
А смотришь распутною бабой,
Где правда твоя, а где ложь?
То матом ощеришься дико,
То — слёзы по впадинам щёк.
В руке то щербатая финка,
То скрипки волшебной смычок.
Ты — в даль полевая дорога
Иль омута злая вода?..
Ведь всю-то тебя, как и Бога,
Не видел никто.
Никогда.

†††
Есть в мире Запад, есть Восток,
А между ними, как Мессия,
На отведённый Богом срок
Распята ты, моя Россия.
Одна война не улеглась,
Уже другая ладит сети.
По братской пуле между глаз
Нас узнают на этом свете.

†††
О, Русь-тройка!
Н.В. Гоголь
Три девицы у трассы,
Подбоченясь, стоят.
И три разных заразы
Всем проезжим сулят.
И от встречного света
Прикрывая глаза,
Ждут, когда им ответно
Заскрипят тормоза.
Мне и грустно, и горько,
Сердце сходит с ума:
«Неужель эта тройка
Есть Россия сама?»

†††
По причине увеличения беззакония охладеет любовь.
Новый Завет
Охладела любовь, охладела:
Никому до другого нет дела,
И об этом кричит оголтело
Сатана на просторах Земли.
Как непросто заткнуть ему глотку,
Ведь не сунешь ему «пятисотку»,
Да и кляп ему в пасть не забить.
Надо просто друг друга любить.
Но, увы, это даже не сложно, —
Это просто пока невозможно.

РУССКИЙ
Русский человек — православный человек.
Ф.М.Достоевский
Когда всё чуждое осилю
В душе, я в рост свой поднимусь
Не за Великую Россию, —
Я встану за Святую Русь!
Кто в этом разницы не чует,
В том не пульсируют века,
Тот душу пусть свою врачует,
Не русский он ещё пока.

ВОРОН
За какие б ни летал
Ты моря и дали,
Ты нигде не собирал
Больше русской дани.
Ты в какой стране другой
Мог так поживиться?
Так что, ворон дорогой,
Наш ты. Наша птица.

ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ
На ветру дрожит осинка,
Хлещет веткой по глазам:
Не гляди, как гроб из цинка
Из Чечни летит в Рязань.
Но летит под небесами
Гроб, и воет, и свистит.
А навстречу из Рязани
Материнский крик летит.
Сердце бьётся, время мчится.
Боже правый, сохрани,
Чтоб не видеть, что случится,
Когда встретятся они.

ИЗ ДНЕВНИКА
1.
Оставляя кровью метки
На извилистом пути,
Поздно ночью сын соседки
Нож домой принёс в груди.
Послезавтра будут плавно
Гроб в могилу опускать…
Да, забыл сказать о главном:
Хоронить-то будут мать.
2.
Деда знаете Игната,
Что ещё с войны с клюкой?
Он всему генштабу НАТО
Заказал за упокой.
Так нельзя, тут нет и речи.
Ведь не злом народ велик.
Но как вспомню речи Тэтчер…
Прав по-своему старик.
3. Суббота
Оказалось, у Петровны
Из родни — один Христос.
Мы, соседи, как ведётся,
Позвонили в коммунхоз:
Так и так, раба Господня
Отбыла, мол, в мир иной.
Нам ответили: «Сегодня
У бригады выходной.
Утром в девять в понедельник
Будет всё, как надлежит.
А покудова старуха
Пусть лежит, не убежит».
4. Понедельник
Эх, на голову накинуть
Ей забыли пальтецо
Или коврик, чтобы крысы
Не попортили лицо…

†††
Летним днём на завалинке
Видел я старика:
Пнями — пыльные валенки,
Мёртвой веткой — рука.
В щелях взгляда усталого
Ни тоски, ни слезы.
Будто дерево старое
Ждёт последней грозы.

ВРАГ НАРОДА
Боящийся шороха мыши,
Покорный всегда, как овца,
Считающий всех себя выше,
Забывший и мать, и отца.
Не ищущий истины — брода,
Прислуга на шумных пирах,
Носящий лишь званье народа.
Такого народа я враг.

СТРАШНАЯ ПРИВЫЧКА
У людей появилась привычка —
Всё для тела, всё только ему.
А душа, словно яблоня-дичка,
Задарма не нужна никому.
Появились бездушные люди,
И давно их таких — легион.
Голова Иоанна на блюде, —
Голова им нужна, а не он.

†††
Отныне всё отменено,
Что было Богом нам дано
Для жизни праведной и вечной.
Где духа истины зерно?
Верней спросить: зачем оно
Людской толпе безчеловечной?
Итак, грешите, господа,
Никто за это не осудит.
Не будет Страшного суда —
И воскресения не будет.

†††
России не было без вдов,
Россия — это вдовы, вдовы
Мужей, пропавших без следов
По воле Берий и Ежовых.
Растёт могильная трава
Под голубыми небесами…
Россия и теперь вдова,
А чья — догадывайтесь сами.

У МОРЯ
Какой простор! Какая сила!
Какая… братская могила.
Стою один у края тверди,
На самом древнем рубеже.
И жутко-сладостно душе
Соседство красоты и смерти.

†††
Египет! Греция! Тунис!
Свет солнца, женщины и зелье!
О волшебство! Круиз! Круиз —
Непроходящее веселье.
…А у меня круиз — с тоской,
Он у меня особой пробы:
По морю глупости людской
Меж островами лжи и злобы.

†††
Говорят, безсмертья нету.
И души нет, говорят.
Жизнь — погибельный обряд.
Жизнь — прыжок с обрыва в Лету.
Проклят самый миг зачатья,
Как дорога в никуда…
Что молчите? Отвечайте.
Ведь неправда это, да?

НЕСЛУЧАЙНЫЙ СЛУЧАЙ
Кто в окно мне постучал?
Да никто. Наверно, ветка.
Я томился и скучал,
Сердце билось редко-редко.
Почему я не ответил
На тот стук?
Вот в чём вопрос.
Думал, ветку треплет ветер.
А в окно стучал Христос.
Он ушёл, пожав плечами,
В наступающий рассвет…
Я с тех пор не сплю ночами
Уж не помню, сколько лет.

†††
Убогие, ветхие кровли.
Плывущий, касаясь земли,
Печальный закат цвета крови
Расстрелянной Царской Семьи.
Откуда сравнение это?
Не знаю природы его.
С того оно, с этого ль света?
Оставим вопрос без ответа.
Но знайте, что в строчках поэта
Случайного нет ничего.

†††
Я вижу женщину, на ней
Пылает платье на ветру.
Она бежит, бежит к пруду —
Вот образ Родины моей.
Боль передать нельзя словесно,
Кто чиркнул спичкой, неизвестно,
И мысль, сводящая с ума:
«А может быть, она сама?!»

СУДЬБА
Муж погиб в Афганистане,
Сын — в Чечне на поле брани.
И остался в этой мгле
Жутким, сумеречным светом
Вместе с нею в мире этом
Внук, сидящий на игле.

ПРОВОДЫ
У ворот военкомата
Крик и слёзы матерей.
Что-то слишком хрипловато
«Стройсь!» командует старлей.
Искры сыплются на ветер
С «беломорины» в зубах,
Он уже мальчишек этих
Видит в цинковых гробах.

†††
Наше время — время крови,
Дышат злобой наши дни.
Ничего не слышу, кроме
Визга жуткого: «Распни!»
Тонет в сумерках Россия,
Свет струит лишь тень Креста.
Скоро явится Мессия,
Всё расставит на места.

†††
Молюсь о раненом солдате,
О горце, ранившем его.
Прошу у Бога благодати
Живущим, всем до одного.
Молюсь о старой проститутке,
Молюсь о банде из юнцов.
Молюсь четыре раза в сутки
По шесть часов.
Молюсь о вышедших в дорогу,
Чтоб с глаз их спала пелена.
…Когда душа взывает к Богу,
Она для зла затворена.

ОБРАЩЕНИЕ К БОГУ
«Мир занят блудом и собой
И на Тебя взирает косо.
Но Ты, пожалуйста, не бойся,
Не бойся, я всегда с Тобой».
Сказал я это в тишине,
И мысль по свету полетела:
«Господь нуждается во мне,
Не только я в Нём».
Вот в чём дело!
Вот отчего душа запела.

†††
Будь хоть поэт, будь хоть философ,
Но всё равно гарантий нет
В полёте сбитым быть вопросом:
«А если Бога вовсе нет?»
Покрепче камня преткновенья
Такой вопрос. Но есть ответ
Простой, как ветра дуновенье:
«Не может быть, что Бога нет».

†††
О, Русь моя! Жена моя!
А.Блок
Я не скажу тебе: «Жена»,
Я говорю: «Мне лик твой жуток,
Страна Рублёва, Шукшина
И восьмилетних проституток!»
Стакан прирос к твоей руке,
И лучшим чувствам нет работы.
И гаснет с эхом вдалеке вопрос:
«Россия, кто ты? Кто ты?!»

†††
Матерей не утешить,
Сыновей не вернуть.
Где же жизнь? Только нежить
Продолжает свой путь.
А не кара ли это
Нам за жизнь без Христа?
Очевидность ответа
Замыкает уста.

†††
Искусство лжёт, как сатана,
И борода его из ваты.
И не искусства ждёт страна,
А повышения зарплаты.
За все грешки, и все грехи,
И за свиданья с музой-дурой
Я вас прошу мои стихи
Не называть литературой.
Мои стихи есть жизнь сама,
Порой сводящая с ума…

†††
Муж на ночь продаёт жену,
Мать — мать ли? — продаёт ребёнка,
Чиновник продаёт страну…
А я всё медлю, всё тяну
Из лиры выдернуть струну
Да и повеситься тихонько.
Греховна эта мысль сама,
В ней — в ад прямое попаданье.
Как тяжело сдержать рыданья!
Как трудно не сойти с ума!

РУССКИЙ СЛУХ
В своих стихах я не пою,
А в рифму скрежещу зубами
Про жизнь ничтожную свою,
Так узнаваемую вами.
Вот потому-то этот скрежет
Смятения и злой судьбы
Вам слуха вашего не режет,
Хотя, казалось, должен бы…

ГАДАНИЕ ПО РУКЕ
Бой отгремел. На дне воронки
Дымились камешки слегка.
А чуть поодаль, чуть в сторонке
Лежала бывшая рука.
На срезе нити сухожилий
Смешались с костною мукой…
Зарыт ли где, остался жив ли
Тот, чьей была она рукой?

†††
Ты живёшь, предполагая,
Что наступит жизнь другая,
Лучше этой во сто крат.
Каждый все грехи искупит,
Но такая жизнь наступит…
На твою могилу, брат.

†††
Из всех блаженств мне ближе нищета.
Она со мной и в летний день, и в стужу.
Она тяжка. Но тяжестью щита,
Надёжно защищающего душу.

РУССКИЙ ВОПРОС
Кризис… Новая идея…
Клич «Назад!» и клич «Вперёд!».
Неспроста с вопросом: «Где я?»
Просыпается народ.

†††
Вот он, вопрос трёхлетней Люды,
Вопрос, казалось бы, простой:
«Зачем решётки, если люди
И с этой стороны, и с той?»

†††
Вы видели костры кричащие?
Нет? Значит, неизвестно вам,
Что их потом сгребают в ящики
И отправляют матерям…

†††
Боже мой, уже за сорок,
А счастливых лет — ни дня.
Есть ещё, конечно, порох.
Порох есть. Да нет огня…

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
Пусть не всегда была ты стойкой
И горькую пила украдкой,
Но всё-таки была прослойкой,
А нынче стала ты прокладкой.

†††
Наконец я дождался вечерней поры.
Зазвенели, столпившись вокруг, комары
И впиваются с жадностью в тело моё —
Хоть кому-то полезно моё бытиё.

†††
Что в тиши кабинетной творить?
Ведь не старый ещё, не убогий.
Я б ушёл по стране побродить,
Да боюсь, что убьют по дороге.

ИСХОД
От мира — прогнившего склепа,
От злобы, насилья и лжи
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.

КЛАДБИЩЕНСКИЕ ДЕРЕВЬЯ
За оградками липы и клёны.
Вот деревья особой судьбы:
Славят жизнь их шумящие кроны,
Корни их обнимают гробы.

В МОСКВЕ
Недавно был в столице я,
На всех углах милиция,
А возле площадей
Их больше, чем людей.

†††
Тесен мир. Уже не странно,
Вынув руку из кармана,
Ощутить чужую в нём.
Что поделать, так живём.

†††
Мне всё яснее год от года
Моей нелёгкой жизни ход:
Быть не могу слугой народа,
Поскольку я и есть народ.

МАТЬ
Там, где сквозь огнедышащий чад
Солнце на ночь в ущелье свалилось,
Сын погиб…
Чтоб донянчить внучат,
Мать на время живой притворилась.

СЛОВО
Крикнул в сорок пятом дед: «Победа!»
Полетело слово сквозь года…
То ли не хватило ему ветра,
То ли подменил кто незаметно, —
Нам на плечи рухнула беда.

†††
В который раз нам это слышать:
«Вновь у ворот стоит беда,
Сцепите зубы, надо выжить».
О русский Бог, а жить когда?!

†††
Я гляжу на стожки, на болотину,
На курган у реки, на поскотину.
И сильнее, чем прадед и дед,
Я люблю свою малую родину…
Потому что большой уже нет.

†††
Ветер стих. Звезда блеснула,
И другая вслед зажглась.
Стих поток дневного гула.
Стал слышнее Божий глас.
Утка низко пролетела,
Просвистела, как стрела.
Всё, чего душа хотела,
Обрела.

†††
Люблю я тихий час закатный,
Когда остынет пыль дорог,
Когда чуть влажный и прохладный
С реки подует ветерок,
Когда над зеркалом запруды
Две-три звезды встречают взгляд,
Когда умолкнут словоблуды,
А молчуны заговорят…

†††
Опять мы ищем виноватых.
И я кричу с толпою:
«В ад их! Четвертовать на колесе!»
Но видит Бог: мы все — разини;
И в том, что рыщет смерть в России,
Мы виноваты.
Все.
Все.
Все.

БЕССОННИЦА
Полночь входит в лунных ризах.
Писк мышиный. Тяжесть вздоха.
Знать, сейчас кому-то плохо,
Кто душой своей мне близок.
Лунный луч, не толще спицы,
Что-то пишет на стене.
Вот бы знать, кому не спится,
Когда плохо мне?

СТАРУХА
Кожа рук темней ковриги.
В нитку стёртое кольцо.
Как страница старой книги,
Пожелтевшее лицо.
«Есть ли дети, внуки?» —
«Что вы?» —
Потемнела морщью лба:
«Я из девок да во вдовы.
Вот и вся моя судьба».

†††
Не бывает тишины
Никогда в живой природе:
Во саду ли, в огороде
День и ночь шумы слышны.
Слышно, как растут грибы,
Как совы мигает веко.
Точно так же без судьбы
Не бывает человека.

СЧАСТЬЕ
В обнимку с утренним туманом
Течётпод ивами река.
Сиди и тешь себя обманом,
Что счастье есть наверняка.
А что твоё не объявилось,
Ты не труби о том, как лось.
Наверно, где-то зацепилось
И, как блесна, оборвалось…

СТРАШНЫЙ ВОПРОС
Господь, вопрос мой разреши,
Он вызывает опасенье:
Что, если Родины спасенье —
В спасенье собственной души?
А я грешу, хоть в том и каюсь,
Но при раскладе при таком
Не я ли, Господи, являюсь
Отчизны собственной врагом?!

В СТЕПИ
Прикрылась дымкой даль простора,
В речушке морщится вода,
Белеет кашка от позора,
Краснеют маки от стыда,
Глядят испуганно ромашки,
И даже ветер тёплый зол
За иностранную рубашку,
В которой я сюда пришёл.

НЕВЕДЕНЬЕ
Суперлайнер по курсу летел,
И в салоне кто тихо храпел,
Кто разгадывал глупый кроссворд,
Кто-то пил понапрасну лекарство…
Ведь не ведали люди, что борт
В двух часах от Небесного Царства.

†††
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы — нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
«Колокольчики мои, —
Я кричу навзрыд из тьмы, —
Цветики степные!»

†††
Скажи, тебе не страшно, брат,
Когда с утра висит над рынком
Такой тяжёлый, плотный мат,
Что молоко скисает в крынках?
Как гной, сочится чёрный слог
Из уст мальчишки и старухи.
И если слово — это Бог,
То наши боги — злые духи.

КОМИССИЯ
На иномарках прикатили,
И каждый с важным был лицом.
По краю поля походили,
Главарь назвал ячмень овсом.
Потом по шляху прошагали,
Тут я совсем был с толку сбит:
Модельной обувью блистали —
Пыль показала след копыт.
Я показал их бабе Поле,
Когда умчались «мерседесы»:
— Ослы к нам приезжали, что ли?
— Ослы-то что? Лишь бы не бесы! —
Крестясь, ответила бабуля.
Ответ был как в «десятку» пуля.

†††
Как солнце зимнее огромно!
Поля безбрежны, как моря.
Идёт-проходит жизнь моя.
А миром правят ложь и ярость.
Плач не смолкает ни на миг.

НА ЗАКАТЕ
Солнце красное садится
Ненадолго, до утра.
На кого, за что сердиться?
Жизнь убийственно мудра.
На один, что нынче прожит,
Дней уменьшился запас.
Не обидел я, быть может,
Никого. Но и не спас.
День окончен. Солнце село.
Что тут скажешь, кроме: «Эх!
Руки целы, ноги целы.
А душа — болит у всех».

†††
Ломали так эпоху —
Костей был слышен хруст.
Теперь молитву к Богу
Воруют прямо с уст.
Напрасны слов потоки,
Не поднимайте рёва.
Украли всё потомки
Иуды… Головлёва.

†††
Жизнь. Она как мостик шаткий.
Тот ещё подкинет тест.
Вот сидит мужик без шапки
И помёт вороний ест.
Бог лишил его рассудка
Или?..
Впрочем, всё равно,
Жизнь, она, брат, не кино.
Всё в ней было бы смешно,
Если б не было так… жутко.

†††
Много чувств сиюминутных,
Постоянно лишь одно:
Мы уже идём на дно,
Но с надеждой в душах смутных.
А вдруг на дне нас ждёт не ад,
А легендарный Китеж-град?
О, как отрадна мысль нам эта,
Ещё не знающим ответа…

†††
«Права человека! Свобода!» —
Ещё продолжают кричать
С экрана. Но мненье народа
Печатно нельзя передать.

НА ЧЕРДАКЕ
Я дверь, как печальную книгу, открою.
Здесь время уже никуда не спешит.
И сумрак не тает, он будто иглою,
Лучом из оконца к стропилам пришит.
Вот старая прялка в седой паутине,
Как серая птица, попавшая в сеть.
Вот птицы, которым не петь, на картине,
Которой уже никогда не висеть.
Вот тихо коробится жесть керогаза,
Стреляя чешуйками краски, а то
Блестит в полумраке булавкой от сглаза
Покойного деда пальто…

†††
Вослед прошедшей нищенке любой
Болит душа, как рана ножевая.
Но как отрадно сквозь тоску и боль
Подумать о душе своей: «Живая».

†††
На смутный свет вдали
Идём, но, видит Бог,
Шестая часть земли
Уходит из-под ног.
Ушла уж из-под ног,
Но мы еще бредём.
И знает только Бог,
Куда мы упадём…

†††
Кружил февраль по косогорам,
Позёмка пряталась в стерне,
Когда одним сплошным укором
Вся жизнь моя предстала мне.
Кого я спас? Кого приветил?
Кому был дорог мой ночлег?
Ответа не было. Лишь ветер
Бросал в лицо колючий снег.

†††
«Я не такой, как все», — твержу
Я то отчетливей, то глуше.
Я и пред Господом скажу:
«Я не такой, как все. Я — хуже».

ЕЩЁ РАЗ О СЕБЕ
Есть уголки в людской душе,
Куда заглядывать не надо.
Там среди мрака угли ада
Рассыпаны цветным драже;
Там меркнет Божия лампада,
Там чутко дремлет Вельзевул,
Туда заглядывать не надо.
И горе тем, кто заглянул!

†††
Не сатана ли сам уже
В стране безчинствует, неистов?
Но тем достойнее душе
В такой грязи остаться чистой.
Держись, родимая, держись.
И не спеши расстаться с телом.
Крепись, душа! В России жизнь
Всегда была нелёгким делом.

†††
Я не пойму, куда всё делось?
Ты, если знаешь, подскажи:
Где духа мощь и сердца смелость?
Где доброта людской души?
Или с рожденья наши души
Не посещала доброта?
Боясь в ответ услышать «да»,
Я в страхе закрываю уши.

МОЛИТВА
Как ни темна, как ни трудна
Жизнь россиян, как ни убога,
К Творцу есть просьба лишь одна,
Лишь об одном прошу я Бога:
Не дай такого, Боже мой,
Чтоб наша Русь, ругаясь матом,
Пошла по миру не с сумой,
А с самым лучшим автоматом…

КОЗЁЛ
С утра на привязи надёжной
Козёл пасется на лугу.
Травы достаточно в кругу,
И сыт козёл, как только можно.
Но бородатому злодею
Неймётся всё. И потому
Верёвка шёлковая в шею,
Как нож, врезается ему.
От боли глаз ползёт под веко,
И в горле горечи рассол,
И в сердце злоба… О, козёл!
Как ты похож на человека!

†††
Я слишком долго собирался
Поговорить с тобою, брат.
И вот, собравшись, растерялся
И начинаю невпопад:
О выпавшем дожде кислотном,
О пестицидах в молоке,
О нищем и почти безплотном
Пенсионере-старике,
О белом лебеде в мазуте,
О снах, о бесах во плоти,
О жизни суетной, до сути
Которой хочется дойти,
О страшных буднях в Карабахе,
Об искуплении греха,
О войнах, СПИДе и о страхе
За всех, кто жив еще пока…

САМОРОДОК
Самородок! Самородок!
Налетела пресса.
Вмиг от лысин и бородок
В хате стало тесно.
Оператор с львиной гривой
Сматывает плёнки…
И с улыбкою счастливой
Мать стоит в сторонке.

†††
У всех нас на звон с колоколен
Немотствуют злые сердца.
И щурится вождь. Он доволен.
Исполнено всё до конца.
В сердцах только ложь или злоба.
А чаще — и злоба, и ложь.
Не зря из стеклянного гроба
Лукаво прищурился вождь.

†††
Бывают дни, дарованные свыше,
Когда на все гримасы суеты
Глядишь с пренебреженьем, — так на крыши,
Должно быть, птицы смотрят с высоты.
В подхваченные ветром занавески
Небесная сквозит голубизна,
И всё вокруг в каком-то влажном блеске,
Как будто в детстве, после сна…

†††
Спустилась ночная прохлада.
Сижу на ступеньках крыльца,
Дыханье цветущего сада
Касается нежно лица.
И к тайне творенья причастный,
Я плачу от мысли одной,
Что бывшие в жизни несчастья
Все были придуманы мной.
А месяц стекает на крыши,
И льётся с небес благодать
На кроны деревьев, а выше…
Что выше? Не надо гадать.

†††
Что значат знакомства в дороге?
Но помню её до сих пор:
И взгляд её помню глубокий,
И влево бегущий пробор,
И столик вагонный меж нами,
Привинченный крепко к стене…
Не юность ли это с годами
Всё явственней видится мне?

†††
За рекой звонят к вечерне.
Ставят сетку мужики, —
Шнур, натянутый теченьем,
Потопил все поплавки.
У насосной сыч хохочет,
Он нашёл себе приют
Над плотиной, старый плут.
Где-то женщины поют.
Умирать никто не хочет.

†††
Вот бы в детство вернуться мне снова
И у речки туманной, на зорьке
Накосить разнотравья густого
Нашей тёлке.
Снова руку просунуть сквозь жерди,
Снова гладить жующую морду
И не думать о славе и смерти,
Ну их к чёрту!..

ЗАСТОЛЬЕ
А после третьей всем до лампочки,
Кто именинник? Сколько лет?
Уж мало стульев, вносят лавочки,
И мухи падают в паштет.
Жара. В тарелках сало плавится.
И сладкий хмель в глазах кумы.
И все твердят, что жизнь не нравится.
Ну, а по нраву ли ей мы?..

†††
Сердцу грустно, духу нище.
Жизнь права, и смерть права.
Лето. Сельское кладбище.
Ни крестов, ни звезд. Трава.
Но среди травы могильной,
Бледен, тонок и высок,
Колосок — гербом фамильным.
Тонкий хлебный колосок…

†††
Любил я это время суток, —
Благословенные часы!
Давясь дремотою, из будок
На дверь поглядывали псы.
Из дома выходил хозяин
И зябко кутался в тулуп.
О, незабвенный дух окраин!
О, снега скрип! О, дым из труб!
Хатёнки ветхие. Сугробы.
Окошки все до одного
Глядят без зависти, без злобы.
О, время детства моего!

†††
Как солнце зимнее огромно!
Поля безбрежны, как моря.
Средь них размеренно и скромно
Идёт-проходит жизнь моя.
А миром правит ложь и ярость.
Плач не смолкает ни на миг.
И в сердце всё перемешалось:
В нём и святая к людям жалость,
И гнев на них, и стыд за них.

†††
Спустился тихий вечер летний,
И только там лишь плеск волны,
Где загорелые, как негры,
Таскают бредень пацаны.
А вон тот луг, где сено косим.
Вон балка, где коров пасём.
…Прозрачным крылышком стрекозьим
Печать безсмертия на всём.

†††
Я бьюсь над смыслом бытия,
Но ты войдешь с улыбкой влажной,
Возьмёшь халат свой за края —
И ничего уже не важно…
Кем эта власть тебе дана?
В судьбу на радость и на муку
Тебя швырнул мне сатана
Или Господь привёл за руку?

†††
Наверно, спился б я давно
Иль сгинул где-нибудь на БАМе,
Когда б не маленькое «но»
С прохладно-сладкими губами,
Когда б не этот нежный взгляд,
И всё, чем с нею мы не схожи,
Что превращает жизни ад
Пускай не в райский сад, но всё же…

†††
Я в нашей комнатке прохладной,
Проснувшись рано поутру,
Ступал на солнечные пятна
На голом крашеном полу.
Она спала, нагие груди
Укрыв распущенной косой,
А я счастливый и босой
В постель ей нёс пирог на блюде.
Спешил на кухню ставить чайник…
Всё это вижу, как в кино.
Увы, мы встретились случайно.
Увы, расстались мы давно.
И жизнь, как прежде, непонятна.
И я как нищий на балу.
Но эти солнечные пятна…
Но эти солнечные пятна
На голом крашеном полу!..

ВЕЧНОСТЬ
Степь без края. Дорога плохая.
Как яичница, полдень скворчит.
Однодневка, в кювете порхая,
Свою тень за собой волочит.

ДУШЕ
Сколько ссадин на тебе за день!
Ты ни разу не была рада.
Но мы выдюжим, мы сладим.
Ты ведь крепкая у меня, правда?
Нам не лёгкой идти дорогой,
Мой упрямый родной ослик.
Ну да ладно. Давай, трогай.
Отдохнёшь без меня. После.

†††
Когда, измученный тревогой,
Начну придумывать беду,
Я к речке тропкою пологой,
Как к другу верному, иду.
…Вернусь оттуда, как из детства:
Нет глупых мыслей в голове,
Нет зла в душе, нет боли в сердце,
Лишь стрекоза на рукаве.

†††
Я не пахарь и не воин
У своей родной земли.
Я поэт. Мой ум раздвоен,
Словно жало у змеи.
Я поэт. Счастливой доли
Быть не может у меня.
Как нет запаха у соли,
Как нет вкуса у огня.

†††
В моей стране так мало света,
Царят в ней деньги и чины.
В моей стране мечта поэта —
Наесться вдоволь ветчины.
Мне за мечту мою не стыдно.
Я и на хлебе протяну
Срок отведённый, но обидно,
До слёз обидно за страну.

КАВКАЗ
Где чары южной ночи синей?
Лишь звёзд, как выстрелов, не счесть.
Тут начинается Россия.
Или кончается? Бог весть.

†††
Этот мир очень многое может,
Он устроен чертовски мудро:
Лицемерье и ненависть множит,
Умаляя любовь и добро.
Может, сладко пьянея от крови,
За убийство вручать ордена…
Что могу я сказать ему, кроме
«Отойди от меня, сатана!»?

ВОПРОС
Господь, я волк или овца?
Идти мне в стадо или в стаю?
Не знаю, Господи. Не знаю.
И не узнаю до конца…

ХРУПКИЙ МИР
Мне из окна видна плотина,
Соседской хаты половина,
Но ближе подойти к окну
Мне страшно: вдруг, как Буратино,
Я носом это всё проткну.

†††
Мне любого знамени дороже
Над хатёнкой бабкиной дымок,
Пахнущий квашнёю и порошей,
Вьющийся вдоль всех моих дорог.
Пусть звучат любые укоризны,
Страстью и пристрастием греша.
Только духом Бога и Отчизны
Вечно преисполнена душа.

†††
Моё родное захолустье,
Ты словно создано для грусти:
Кривые хаты, мокрый луг,
На лавках сборища старух,
Прибитых немощью к безделью;
Ночами жуткий плач совы.
Ничтожным поводом к веселью
Обрадуй, Господи!
Увы…

†††
Обычный день. Прибрежный луг.
Над ним в тумане, словно пятна,
Летят две цапли, но из двух
Кричит какая — непонятно.
Туман, крик цапли, луг, трава —
Тут вроде не к чему придраться.
Но почему-то мне едва
Хватает сил не разрыдаться.

Николай Зиновьев из новой книги
†††
Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы встали на колени.
А мы встали на колени
Помолиться перед боем…

В ДЕТСКОМ САДУ
Над клумбой бабочки порхают
И небо льётся синевой.
В тени песочницы играют
Солдаты Третьей мировой.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

†††
Я верю, Россия очнётся,
Чтоб доброе дело творить,
Но прежде такое начнётся,
О чём я боюсь говорить.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

†††
Вот сменила эпоху эпоха,
Что же в этом печальней всего?
Раньше тайно мы верили в Бога,
Нынче тайно не верим в Него.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

СЕМЕЙНОЕ ПРЕДАНИЕ
Душ любимых спасения ради,
Богомолом прослывши окрест,
Раз в году в церковь хаживал прадед…
На коленях… В соседний уезд.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар
†††
Не борода, а лопата,
Глянешь и скажешь: бандит.
Что от меня ему надо,
Что он за мною следит?
Грязный, худой, как все бомжи,
Вот отошёл он к стене.
Вот возвратился. О Боже,
Вот он подходит ко мне.
†††
У знакомых - больная дочь.
Инвалид, понимаешь, с детства.
И никто ей не может помочь.
Нету в мире такого средства.
Понимаю, что я ни при чём,
Понимаю, умом понимаю…
Но немеет под левым плечом,
Когда взгляд на неё поднимаю…
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами, -
Детьми рабочих и крестьян.
Поём о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развивается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» -
Пускал кораблик из газеты.
И песня русская лилась
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь на жизнь была похожей.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

†††
Во сне я молился, и плакал,
И свечку сжимал в кулаке,
А воск с неё на руку капал
И кровью стекал по руке.
И стали стекающей крови
Речные долины тесны,
И мальчик, плывущий на кровле,
Сказал мне, нахмуривши брови:
«Не смей истолковывать сны!..»
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

ЧУДАК
Старичок собирает бутылки,
И – чудак – никуда не сдаёт.
Лишь задумчиво чешет в затылке.
Я подумал: старик – идиот.
Но спросил: «Для чего?» - с тихой лестью.
И ответил беззубым он ртом:
«Наполнять зажигательной смесью –
Нужно будет их много потом».
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

†††
Однажды после пьянки
Проснёшься сер и хмур,
В окно посмотришь: янки
На завтрак ловят кур.
Чужим гортанным смехом
Буравят тишину
И тащат на потеху
В сарай твою жену.
Взлетают крик и перья,
Кровавится рассвет,
А у тебя с похмелья
Подняться силы нет.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

ВИДЕНИЕ

С семьёю встреча впереди.
Медаль «За взятие Нью-Йорка»
Я вижу на его груди.
Я вижу: дочка его Танька
На речку гонит двух гусей,
Где с башни натовского танка
Сын Федька ловит карасей.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

НЕВЕДЕНЬЕ
Суперлайнер по курсу летел,
И в салоне кто тихо храпел,
Кто разгадывал глупый кроссворд,
Кто-то пил понапрасну лекарство…
Ведь не ведали люди, что борт
В двух часах от Небесного Царства.
Николай ЗИНОВЬЕВ, г. Краснодар

Рецензии

Мы мирные люди но наш бронепоезд!
Что делать, к сожалению к нам всегда кто то приходит не с добрыми намерениями,
Вот и приходится потом, с чужих разбитых танков, ловить карасей. Мне очень понравились ваши стихи особенно "Медаль «За взятие Нью-Йорка»". И я позволил себе до сочинять немного, ну наболело.

Солдат спускается с пригорка,
С семьёю встреча впереди.
Медаль "За взятие Нью-Йорка"
Я вижу на его груди.

Я вижу: дочка его Танька
На речку гонит двух гусей,
Где с башни натовского танка
Сын Федька ловит карасей.

Конец войне, душа солдата,
Поёт за видя отчий дом.
Дал прикурить он блоку НАТО,
Курить не хочет дядя Том.

В груди героя сердце бьется,
Запомнит пентагон отпор.
Над Капитолием стяг вьётся,
Родной Российский триколор.

Он всё прошёл – огонь и воды,
он в океане брод нашёл.
На камне статуи Свободы
он расписался штык-ножом.

Он всех разделал под орехи,
утёр, как говорится, нос.
Пред ним хвалёные морпехи
бросались вплавь на Остров Слёз.

Он видел, как горит Мид-таун,
как плавится Аллея Звёзд,
у Бруклинского у моста он
свой поднимал победный тост.

Окончен бой. И дым пожаров
к Гудзону ветром отнесло.
Пора в обратный путь, пожалуй,
в родное русское село.

Там на угоре над рекою
дом-пятистенок, рядом – сад.
Встречай, жена, встречай героя,
вот и вернулся твой солдат.

На нём защитна гимнастёрка,
и ярко светит на груди
медаль «За взятие Нью-Йорка»,
которой Путин наградил.

Никогда ещё жизнь не была так драгоценна как сегодня, когда она так мало стоит.

Думаю я, глядя на собрата -
пьяницу, подонка, неудачника, -
как его отец кричал когда-то:
«Мальчика! Жена родила мальчика!»

Я ждал годы, что моя жизнь изменится, но сейчас я знаю, что это она ждала, когда изменюсь я.

Оглядываясь на пережитое, я вспоминаю рассказ об одном старике, который на смертном ложе поведал, что его жизнь была полна неприятностей, большинство из которых так и не случилось.

Был блеск и богатство, могущество трона,
Всемирная слава, хвала и почёт...
И было кольцо у царя Соломона,
На нём была надпись: "И это пройдёт!"

Не жизнь, и не богатство, и не власть делают из человека раба, но лишь его привязанность к жизни, богатству и власти.

Безумец звал вчерашний день,
Глупец с надеждой верил в завтра.
И лишь счастливый из людей
Был кружке чая рад на завтрак.

Я помню, как проснулась однажды на рассвете, и было такое чувство неограниченных возможностей. И я помню, как подумала тогда: «Вот оно - начало счастья, И, конечно, дальше его будет больше». Но тогда я не понимала, что это не было началом. Это и было само счастье. Прямо тогда, в тот момент.

Один человек всю жизнь был счастливым. Он все время улыбался, смеялся, никто и никогда не видел его грустным. Бывало, кто-то из людей задавал ему по этому поводу различные вопросы: - Почему вы никогда не грустите? Как вам удается всегда быть радостным? В чем секрет вашего счастья? На что человек обычно отвечал: - Когда-то я был таким же печальным, как ты. И вдруг меня осенило: это же МОЙ выбор, МОЯ жизнь! И ведь я делаю этот выбор – каждый день, каждый час, каждую минуту. И с тех пор каждый раз, просыпаясь, я спрашиваю себя: - Ну, что я выберу сегодня: печаль или радость? И всегда получается так, что я выбираю радость:)

Вот почему, почему в апреле всегда кажется, еще немножко, и все наконец-то будет хорошо. И в мае, когда начинают цвести вишня, кажется: да-да-да, вот-вот-вот, оно, оно, еще чуть-чуть - и... И!
Неизвестно что, непонятно как, неведомо зачем, но будет-будет-будет, сбудется, и тогда начнется настоящая жизнь, сейчас и вообразить невозможно, какая она, только тосковать оттого, что еще не началась.
Но вместо неизвестно чего наступает просто июнь, а потом июль, постепенно становится жарко, поначалу радуешься, что наконец-то можно спрятать куртку в шкаф, выскакивать из дома в майке и шлепанцах, а потом на радость не остается сил, их вообще ни на что не остается, жара изматывает, по крайней мере городская жара, и никакая река не спасает, не спасают даже две реки, была бы третья, и это, пожалуй, ничего не изменило.