Военная политология - место и роль армии в политической жизни общества. Армия и политическая власть

Решение возродить в структуре Минобороны Главное военно-политическое управление, принятое в конце июля, вызвало настоящий шквал комментариев. «Это возврат в Советский Союз!», - таков был лейтмотив выступлений представителей либеральной общественности. Но все-таки, для чего в структуре Минобороны снова появляется политический главк? И чем он будет отличаться от своего предшественника, упраздненного 27 лет назад? Чтобы объяснить это, заместитель министра обороны и одновременно начальник нового Главного военно-политического управления генерал-полковник Андрей Картаполов собрал в своем кабинете узкий круг журналистов, и среди которых был и корреспондент еженедельника «Звезда».

Не буду скрывать, что мы хотим многое взять у советской системы, - сказал Андрей Картаполов. - Однако мы однозначно не будем задействовать партийную составляющую, она нам не нужна. А в остальном система очень хорошо работала, в ней были наработаны методы, способы и формы доведения до бойца того или иного вида информации. Другое дело, что мы изменим содержание, контент, как сейчас говорят, будет другой. Но формы и методы, которые хорошо себя зарекомендовали, останутся.

- Зачем вообще потребовался этот шаг? Ведь была система работы с личным составом...

И эта система, на наш взгляд, была не способна отвечать на современные вызовы. Мы видим неприкрытую информационную войну, откровенную, циничную, которая ведется против нашей страны на всех фронтах. Оголтелая пропаганда, по многим позициям абсолютная ложь, неприятие и замалчивание нашей точки зрения. Все это изменяет политическое сознание общества. А в современных условиях это может привести к очень серьезным последствиям, мы видим это на примере некоторых соседних государств, мы знаем такие примеры в истории. Ведь в 1916 году у России была очень боеспособная армия, она совершила знаменитый Брусиловский прорыв. А потом большевистские агитаторы за короткий срок превратили ее в бесформенную массу. Мы этого допустить не имеем права.

Мы можем и должны защищаться, противодействовать агитации противника путем собственной агитации. Именно необходимость информационной защиты личного состава, формирование у военнослужащих устойчивого убеждения о необходимости служения отечеству стала главной причиной принятия такого решения.

Конечно, в первую очередь военно-политическая работа будет направлена на личный состав - на солдат, матросов, офицеров. Но не только. Одна из важнейших задач - работа с населением, с молодежью. Ведь сегодняшний школьник - это будущий солдат, мы должны его подготовить. Он должен понимать, почему, если что-то случится, ему придется взять в руки оружие и встать в строй. Ради чего он будут это делать? К сожалению, сегодня никто школьникам этого не рассказывает.

- На чем будет базироваться идеология военно-политической работы?

На трех «китах»: на истории России, на исторических и культурных традициях нашего народа и на абсолютно твердой убежденности в том, что наша страна должна жить и развиваться. Как видите, идеология очень несложная. Чем проще идеология, тем легче ее реализовать. Дальше уже пошли разветвления - духовность, государственность и так далее.

Недавно министр обороны объявил о строительстве главного храма Вооруженных сил. Какова будет роль духовенства в вашей работе?

Храм - абсолютно уникальное сооружение, он станет очередным примером единения всего нашего народа вокруг идей патриотизма, любви к родине и православия. Но это будет не только храм. При нем кроме прочего будет действовать центр подготовки военного духовенства. Исторически в российской армии роль духовенства была очень велика, и мы должны эту роль вернуть. Потому что дух солдата - это тоже оружие. Героизм, готовность к самопожертвованию ради выполнения боевой задачи или ради своих товарищей - это высшие формы боевой подготовки. Разве пример Романа Филипова, подорвавшего себя вместе с боевиками, не пример духа воинства российского? Этот дух на пустом месте не появляется, его нужно созидать, воспитывать. При этом вера в Бога и вера в дело служения родине ходят где-то очень рядом. Военный священник будет формировать у солдата веру в Бога, а замполит - веру в страну и правоту своего дела. Надеюсь, в итоге мы получим несгибаемый дух российского воина, его твердый патриотизм и готовность выполнять задачи.

- Появятся ли новые формы работы политруков?

Основные формы наработаны в рамках существующей системы. До конца года будет функционировать система общественно-государственной подготовки, в рамках которой проводятся еженедельные занятия. Как форму мы это будем использовать. Изменим название, это будут занятия по военно-политической подготовке. Но главное - мы изменим суть и содержание этих занятий, будем доносить до личного состава то, что считаем необходимым. Это первое. Второе - в рамках распорядка дня существует такая форма как информирование личного состава. Она тоже останется, но мы опять же заменим содержание.

Думаю, появятся и новые инструменты, и методы. Ведь с личным составом нужно работать в том числе и в социальных сетях. Время боевых листков безвозвратно ушло, оружием политработника должен стать планшет. Пропаганда в сети способна на многое.

И нам нужно, с одной стороны, уберечь бойца от враждебного воздействия, а с другой - дать ему максимум информации, которая позволит выполнить задачу.

- Когда и как будут сформированы органы военно-политической работы - в войсках?

У нас три этапа формирования военно-политических органов. Первый идет сейчас и заканчивается 1-го октября. За это время завершится формирование Главного военно-политического управления. Его структура пока будет похожа на структуру ГУ по работе с личным составом. Однако мне как замминистра переподчинили Департамент культуры, а также Управление по работе с обращениями граждан. Последнее подразделение представляет для нас большой интерес, ведь через обращения граждан можно судить о происходящем в тех или иных частях и гарнизонах. Мы сейчас анализируем, какие темы чаще всего поднимаются, какие категории граждан обращаются и так далее…

Кроме того, на первом этапе проходит переаттестация нынешних сотрудников органов по работе с личным составом. Не должно быть автоматического перехода «был замом по работе с личным составом, стал замполитом». Мы хотим, чтобы в органы военно-политической работы пришли те, кто хочет и, главное, способен работать в новых условиях. Это должны быть люди авторитетные, уважаемые - те, к кому прислушиваются окружающие.

В китайской армии до полкового уровня до сих пор существуют комиссары, у них на приказах стоят две подписи. Мы необходимости в этом не видим. Но замполит должен стать первым помощником командира, люди должны идти к нему с теми вопросами, с которыми к командиру не пойдут.

Второй этап продлится до 1 декабря. За это время мы должны сформировать систему военно-политических органов непосредственно в войсках. А третий этап - сентябрь 2019 года. К этому моменту мы должны разобраться с системой подготовки кадров. С первого сентября будущего года она должна заработать. Думаю, на первых порах нам не потребуется отдельного учебного заведения, как это было при СССР. Для начала попробуем в уже действующих профильных военных училищах сформировать отдельные группы или даже факультеты, которые будут готовить офицеров военно-политических органов. Они будут нацелены непосредственно на тот или иной вид или род войск. Согласитесь, готовить в одном месте политруков и для кораблей, и для частей ВВС не очень правильно.

- Как изменится работа политработников?

Сейчас работа с личным составом, мне кажется, носит слишком обобщенный характер. А мы должны перейти от работы с личным составом в целом к работе с каждым человеком, к индивидуально-воспитательной работе, которая на сегодняшний день оставляет желать лучшего. Элементы такой работы мы опробовали на недавних тактико-специальных учениях по морально-психологическому обеспечению. Обычно наши психологи разворачивают свои психологические пункты или у штабов, или возле пунктов питания. Конечно, им так удобнее. Но на этих учениях мы сделали так, чтобы психологи оказались на переднем крае, в траншеях. Там же, на передовой, должны находиться батюшка и политработник. На прошедших учениях мы это тоже отработали. И вы знаете, работники психологической службы поменялись прямо на глазах. Они поняли, для чего они на самом деле нужны. Когда в медицинский пункт приносили условно раненного, там же находился психолог, который беседовал и с раненым, и с теми, кто получил так называемые психогенные потери.

- Планируется ли введение новых должностей?

Как минимум мы постараемся сделать, чтобы вот эти войсковые психологи были не гражданскими, а военными. Возможно, введем должности политруков на уровне взводов, ими могут стать контрактники. Сейчас таких должностей не предусмотрено, но победа ведь куется и во взводе в том числе. Думаю, даже в танке, где экипаж из трех человек, один должен каким-то образом заниматься военно-политической работой. Многие вопросы сейчас прорабатываются.

Кстати, мы считаем, что эта должность - заместитель командира по военно-политической работе - в процессе личного служебного роста должна стать если не обязательной, то желательной ступенькой при формировании будущего большого военачальника.

Любому офицеру такая работа даст по-настоящему бесценный опыт.

Политическая система, ныне существующая в России, не только не подходит ей, но и является для неё противоестественной

Реальность

Политическая система, ныне существующая в России, не только не подходит ей, но и является для неё противоестественной. Причём во всех своих составляющих — от доктринальных документов (начиная с Конституции 1993 года) до институтов (например, Государственной Думы, в которой естественным для России является только её историческое название; политических партий, которые не являются в строгом смысле слова партиями ни классического, ни нового типа; практически отсутствующего местного самоуправления и т. д.).

Наконец, абсолютно противоестественным для России является её подчинённость международным институтам, включая даже те, в создании которых она сама не принимала никакого участия, в силу чего они по определению не учитывают интересов России или впрямую им противоречат.

И дело не в том, что так считаю я. Дело в том, что всё это подтверждается каждодневно и на все уровнях. Прежде всего тем, что единственным эффективно действующим политическим институтом в нашей стране является институт президентской власти (власти верховного правителя), причём и его эффективность проявляется только при сильном и целеустремлённом носителе этой власти (в данном случае — Владимире Путине, ибо то же, но при Михаиле Горбачёве и Борисе Ельцине привело к печальным результатам).

Мы не можем найти в России ни одного социального слоя (от олигархов до бомжей, от так называемой интеллигенции до так называемого офисного планктона, от промышленных рабочих до так называемого креативного класса, от пенсионеров до золотой молодёжи, от чиновников до богемы, от учёных до наёмных работников), который бы в массе своей был удовлетворён нынешним положением дел (от экономики до политики и культуры) в стране и своим собственным положением.

Ни в одной просвещённой аудитории мы не найдём и дюжины человек, которые искренне сказали бы, что в России есть политическая партия (думская или иная), отражающая их интересы и за сохранение власти которой они готовы в любой момент выйти не то что на баррикады, а хотя бы и на выборы, особенно если идёт дождь или нужно ехать на дачу.

Наконец, всё возрастающая ностальгия по советскому прошлому и по Советскому Союзу как государству дополняет эту картину, может быть, и эмоционально-психологической, но яркой и сочной краской.

Почему так произошло?

В силу многих причин, но для наших рассуждений главными являются три.

Во-первых , нынешняя политическая система России позаимствована на Западе, а следовательно, абсолютно не подходит для нашей страны. Как мне уже неоднократно приходилось говорить, мы приобрели стиральную машину, которую вынуждены (в реальных условиях России) использовать как холодильник. Естественно, что она работает плохо и отнюдь не по приложенной к ней инструкции (то есть Конституции 1993 года).

Во-вторых , эта западная система, в частности — многопартийность, перенесена нами с Запада в тот момент, когда она перестала эффективно работать и там, то есть устарела, обветшала, переродилась и всё чаще работает не в демократическом, а в авторитарном режиме.

Невозможно построить демократию западного типа (не путать с демократическими декорациями) в стране, не приспособленной к западной модели демократии, да к тому же по устаревшей и изжившей себя модели. А ведь на создание того, что невозможно в России создать (демократию западного типа), мы тратим гигантские силы и средства, а на обеление её (доказывание себе и другим, что это и есть желанная всеми и искомая демократия) — огромные информационные и интеллектуальные ресурсы. И всё это — бестолку. Ибо доказать недоказуемое нельзя, а политическая система в России работает по своим собственным законам, никакого отношения не имеющим к официальным документам и декларациям.

В-третьих , существующий с 1993 года в России политический режим привёл (и не мог не привести) к не меньшему, чем на излёте советских времён, отчуждению основной части населения от власти и особенно от собственности, понимаемой не только в границах лично-семейного кругозора (квартира, машина и пр.). Тут нужно иметь в виду, что население России фактически (пусть и в меньших масштабах) обладало лично-семейной собственностью и в советское время, но при этом не знало массовой бедности и тем более нищеты, однако официально, а в какой-то степени и реально владело всей суммой общенациональных богатств. Синдром «ограбленной нации» остаётся и ещё долго будет оставаться одной из основных характеристик массового (народного) сознания в России. Отсюда, в частности, и неприятие почти всех реформ, проводимых сегодня в России, даже в их здоровой (меньшей), а не спекулятивной (большей) части.

Что делать?

Во-первых , привести политическую систему современной России в соответствие с реальностями России как цивилизационно-исторического феномена — нации, страны и государства. К таковым, помимо прочего, относится наличие особой русской (российской) политической системы, сильно отличающейся от западной (европейской).

Во-вторых (как следствие первого), полностью отказаться от построения в России «демократии западного типа», а равно и от стратегии «догоняющего развития» и создать политическую конструкцию, отвечающую естественным условиям России и подлинным интересам населяющих её народов, в первую очередь — русского.

В-третьих, минимизировать (ибо полностью избавиться от этого невозможно) отчуждение населения от власти.

В-четвёртых , ликвидировать (а вот это возможно) отчуждение природных и остальных общенациональных богатств России от основной массы её населения, то есть практически ото всех, кроме нескольких тысяч семей. Кстати, именно такое отчуждение и примерно в той же пропорции наблюдалось в Российской империи начала ХХ века. Результат — свержение власти и крушение государства.

(Отмечу в скобках, что ни первое, ни второе, ни третье, ни четвёртое не отрицает демократии, частной собственности, рынка и прочих общецивилизационных институтов и ценностей.)

Конкретно об оптимальной политической системе для России (на примере парламента)

Традиционный (известный нам, привычный, общепринятый) парламентаризм, основанный на «бесполой партийности» исчерпал свою политическую эффективность, а сам институт партий исторически устарел и почти полностью переродился в институт скрытого или открытого лоббирования интересов ограниченного числа современных владетельно-властных кланов. Это справедливо для всего мира, а не только для России.

Вряд ли какой олигарх ходит голосовать на выборах, ибо у него и без того достаточно возможностей провести свой личный интерес или интерес своего политического или бизнес-клана в парламенте. И несмотря на то, что какой-нибудь рабочий со всей семьей каждый раз участвует в голосовании, шансы на учёт его интересов (кроме некоторых, в силу особых причин учитываемых правящим классом) в решениях парламента всё равно стремятся к нулю.

Когда-то считалось, что сословное представительство исключает учёт интересов основной массы населения, а партийное создает механизм реализации этих интересов хотя бы на законодательном уровне. Когда-то, видимо, так и было. Было — и сплыло.

Я думаю, что в современном парламенте России в равных пропорциях должны быть представлены, как минимум, следующие сословия :

1. Крестьянское (сельхозпроизводители)
2. Рабочее (наёмные работники сферы материального производства)
3. Врачебно-медицинское
4. Учительско-преподавательское
5. Научное (наполовину гуманитарное, наполовину от естественных наук)
6. Информационное (но не журналистское, у которого и так есть трибуна)
7. Духовное (от традиционных религий)
8. Военное
10. Частнособственническое (владетельное)
11. Женское
12. Опекаемых и поднадзорных (дети-сироты, старики, инвалиды, бездомные, заключенные).

Нетрудно заметить, что первые десять сословий сложены фактически по профессиональному признаку, а последние два — по специфическим: гендерному и признаку повышенной социальной незащищенности.

Мало кто из нас с легкостью ответит на вопросы: за какую партию он голосовал? Какая партия лучше других отражает его интересы? Какой должна быть партия, которая эти интересы отражала бы в максимальной мере?

Но любой из нас легко отнесет себя к одному из двенадцати перечисленных сословий (термин, возможно, нужно подобрать другой). Следовательно — легко и осмысленно сделает свой выбор при голосовании.

Обратите внимание: в предложенной мною схеме нет никакой аристократии или «художественной интеллигенции», олигархи и мелкие собственники соединены в одно сословие и полностью отсутствует юридическое сословие, которое вообще не должно иметь какого-либо выраженного самостоятельного, а тем более самодовлеющего статуса. Тогда парламент и Конституционный суд будут, например, принимать решение об отмене либо воссоздании института смертной казни, исходя не из каких-то абстрактных «европейских ценностей» и неизвестно зачем появившихся «международных обязательств», а из национальных интересов страны. В данном случае — из интересов борьбы с запредельной по масштабам и жестокости преступностью.

Двенадцати сословиям должны соответствовать двенадцать парламентских курий с равным числом мест. А столь дорогие сердцу многих нынешние и идеальные прошлые и будущие партии (электоральные механизмы), от которых сразу отказываться не нужно, пусть конкурируют своими конкретными списками за места в каждой курии, а не в Думе в целом.

«Золотая корзина» гражданина России: материально явленная справедливость

Все согласны с тем, что экономика, политическая система и общественные отношения России нуждаются в модернизации, но большая часть общества не верит в то, что правящая элита России и даже власть намерены справедливо распорядиться плодами этой модернизации. На многое способен, что не раз было доказано историей, русский народ, но когда он видит, что список отечественных миллиардеров растёт гораздо быстрее, чем его, народа, благосостояние, то в лучшем случае замыкается в круге собственных материальных интересов, а в худшем посылает всё, включая и модернизацию, к чёрту. И уж тем более странно ждать в наше время, когда потребительство стало национальной идеологией России, а правящий класс даже не пытается умерить или скрыть свой гедонизм, а, напротив, открыто демонстрирует презрение не только к неимущим, но и к обществу и России в целом, что кто-то принесёт в жертву национальным интересам страны свой комфорт и сиюминутное спокойствие.

Как уж там удавалось в США или Западной Европе под маркой «национальных интересов» непротиворечиво соединить интересы правящего класса и остального общества, отдельный вопрос. Но сейчас мы видим, что эта западная политическая конструкция начинает трещать по швам. Однако в России в последние десятилетия такого соединения добиться явно не удалось. Да и попыток серьёзных не было.

Пора сделать такую попытку, ибо очевидно, что наличие колоссальных природных богатств у России, но при отсутствии единства цели и воли у общества, правящего класса и власти рано или поздно приведёт к тому, что страна будет разорвана на части . Инициатором разрыва станет, конечно, правящий класс, а общество не захочет или не сможет сопротивляться. Ну а власть будет просто куплена правящим классом. Отечественным, если его ещё можно так назвать, или правящими группировками других мировых игроков.

В треугольнике «общество-правящий класс-власть» общество, увы, является страдательным и пассивным объектом управления и эксплуатации. Правящий класс, являющийся властно-владетельным, так как у него, в отличие от общества, есть и власть, и собственность, активен, но исключительно эгоистичен и по факту является компрадорским. Интересы России волнуют его только в той мере и до той поры, пока ему удаётся извлекать из этой страны сверхприбыли для себя. Остаётся власть — пока у неё ещё есть сила контролировать правящий класс и подкармливать народ. И право издавать законы.

Итак, что же должна сделать российская власть , чтобы доказать (а не просто продекларировать) обществу искренность своих намерений устроить, в том числе и с помощью модернизации, процветание в России не только для элиты, а для всех? Ответ оригинальным быть не может, ибо он один-единственный. Это справедливость. Материально явленная справедливость. То есть соучастие каждого во владении тем, что является общим (между прочим, и по Конституции, которая в этой части полностью не соблюдается) достоянием всех граждан России — её природными богатствами.

В принципе это вроде бы то же, что в своё время провозгласили и сделали большевики. Но в реальности в СССР произошло отчуждение этих богатств от основной массы населения, так как постепенно управление этими богатствами было передано тогдашнему правящему классу — партийной бюрократии. А сейчас обладающие властью и/или капиталом просто берут себе то, что считают нужным, оставляя всем остальным постыдную по содержанию «минимальную потребительскую корзину».

Безусловно, коллективное управление собственностью неэффективно, да в принципе и невозможно. Но и фактическая приватизация общенациональных богатств под прикрытием якобы лишь управления ими ни к чему хорошему не ведёт. Да, прибыли максимизируются. Но только в интересах управляющих и в ущерб остальным, да и самим богатствам.

Так как же установить справедливость, которая является ценностью и сама по себе, а главное — в контексте нашей сегодняшней темы — которая подвигнет общество к искренней консолидации с властью?

Нужно отдать каждому его часть национальных природных богатств , не создавая при этом соблазна немедленно проесть полученное. Алгоритм, мне кажется, должен быть таким. Каждый гражданин России при рождении или при получении гражданства автоматически приобретает право на конкретно исчисленную долю национальных богатств России, называемую, допустим, годовой индивидуальный доход (ГИД), а ещё лучше — «золотой корзиной» гражданина России. Эта доля включает в себя (единицы исчисления условны): 10 кв. метров земли, 1 кубометр питьевой воды, 10 кубометров древесины, 1 тонну нефти, 100 кубометров газа, унцию золота, 1 карат алмазов в год. По истечению каждого года жизни эта собственность зачисляется на персональный счет каждого гражданина России. Эта собственность является неотчуждаемой и не передаётся по наследству. Сам гражданин может воспользоваться своей собственностью или её денежным эквивалентом в любой момент после наступления его 18-летия. При выходе из гражданства России право на ГИД автоматически пропадает. Институт двойного гражданства ликвидируется.

Денежный эквивалент ГИД («золотой корзины») исчисляется в специально созданной национальной валюте, курс которой к рублю устанавливается на основе биржевых котировок. Это что-то типа знаменитого золотого червонца.

Что дает такая схема , изложенная мною как принцип — без каких-либо экономических расчётов?

Во-первых , каждый гражданин России реально, а не конституционно-теоретически получает свою долю совокупных национальных природных (то есть не созданных другими людьми) богатств страны. И, оставаясь гражданином России, он имеет право этой долей свободно распоряжаться. И в этом качестве и самый бедный гражданин России, и миллиардер реально равны и равноправны на всех этапах своей жизни. А главное — равны и равноправны их дети.

Во-вторых , власть, вводящая такую систему распределения национальных природных богатств, автоматически вынуждена резервировать часть этих богатств за гражданами страны на случай предъявления ими своих прав, а потому не может отдать соответствующие природные ресурсы под полный контроль частных компаний. А частные компании вынуждены считаться с тем, что не весь объём природных ресурсов страны контролируется ими. Ибо если, например, 100 миллионов граждан России захотят в каком-то году получить причитающиеся им за этот год 100 миллионов тонн нефти, государство обязано будет им эту нефть выдать — из своих запасов или из запасов частных нефтяных компаний, неважно. Предполагаю, что одно это радикально изменит экономическую политику в стране. Ведь предъявление такого счета к государству возможно только в случае обнищания людей или даже просто постоянного получения ими за свой труд зарплаты, недостаточной для поддержания достойного уровня жизни. Подозреваю, что сам подход к определению зарплат в этом случае изменится. Он просто станет справедливым.

В-третьих , мне кажется, что после введения такого механизма вообще можно будет отказаться от нынешней неэффективной и несправедливой системы начисления пенсий по старости, ибо часть накопленного людьми ГИД будет использоваться как раз во время старости.

В-четвертых , само гражданство России станет материально выгодным, в то время как сейчас оно слишком многим представляется невыгодным прежде всего материально. Это очень важно, ибо, хоть это часто и не вполне справедливо, понятия «Россия» и «бедность» превратились в синонимы как в сознании наших граждан, так и жителей других стран.

В-пятых , только в этом случае мы начнем, наконец, беречь свои природные богатства. Богатые не берегут их сегодня потому, что Россия им нужна только для того, чтобы получить сверхприбыль и вывезти ее на Запад. А бедные — потому, что сегодня эти богатства им не принадлежат и завтра тем более принадлежать не будут. А богатые, по их убеждению, всё равно всё разграбят.

Но главное — это, конечно, то, что проблема отчуждения каждого гражданина от богатств его собственной страны снимается полностью. А появляется чувство необделённости, материально явленной справедливости и вера в то, что страна, наконец, принадлежит и тебе, а власть встала на службу и твоих интересов. Теперь я верю, что всё это не только «для них». И чем больше будем, по призыву власти, производить высокотехнологичной продукции, тем больше будет сохраняться моё богатство и богатство моих детей. А в другой стране мне ничего подобного не дадут.

Пора! Прежние пути исхожены

То, что я описал, не исчерпывает все составляющие оптимальной для России ХХI века политической и экономической конструкции.

Например, я не затронул проблему соотношения авторитарных (командных) и демократических (сетевых) способов управления. Хотя для меня ясно, что институт сильного президентства в России должен быть сохранён, но при гораздо более сильном и сословном парламенте.

Ещё одна даже не упомянутая мною проблема — соотношение центральной власти и полномочий множества, причём чрезвычайно разнообразных, российских земель (того, что ныне именуется «субъектами Федерации»). Ведь Россия — это, помимо прочего, страна стран, а население России — это народ народов. По одной этой причине властные механизмы в разных частях России не могут быть, как предполагает Конституция 1993 года, одинаковыми. Да они и не являются таковыми в реальности — вопреки Конституции и остальным законам.

Уникальная цивилизационная и, соответственно, политическая система России слишком сложна, чтобы её можно было проанализировать в одной статье. Но при этом она не бесконечно сложна, а потому её можно и описать в её главных составляющих, и каждую из этих составляющих довести до желаемого оптимума.

Конечно, то, что я предлагаю, есть не просто изменение избирательной или конституционной системы. По сути это бескровная политическая революция . И решиться на неё, отказавшись от привычных стереотипов («рынок нас спасет», а «демократия осчастливит»), нелегко. Но нужно. И можно — если есть политическая воля и национальный лидер, обладающий максимальным доверием общества. На то и власть, чтобы не только руководить тем, что ей досталось от предшественников, но и заменять устаревшее новым. Не только в градостроительстве или в том, что сегодня называется IT-технологиями. Но и не просто новым, а новым жизнеспособным и только потому эффективным.

Действовать нужно спокойно, предварив начало этой «бескровной политической революции» длительной и серьёзной общенациональной дискуссией.

Законы власти и управления универсальны и неизменны, а механизмы управления и власти (в частности, политические режимы), как и любые другие механизмы, устаревают. И странно создавать в России ХХI века политические конструкции, уже изжившую себя к концу ХХ века.

По моему глубокому убеждению, настоящая и животрепещущая задача современной российской политической мысли как раз и состоит в том, чтобы предложить нации не очередной проект перенесения «передовых» западных общественных моделей на нашу почву, а собственную модель (или вариативный набор моделей) оптимального политического устройства именно России. Ведь все старые пути (блуждания вслед за Западом) давно и многократно исхожены. Результат печальный. Пора найти свой путь.

Вооруженные Силы не являются самостоятельным эле­ментом политической системы, включаются в нее через госу­дарство, органом которого выступают.

Специфическим признаком армии является то, что она представляет собой организацию вооруженных людей и вы­полняет свои функции присущими ей вооруженными средст­вами. Боевая мощь, боеспособность - главная характеристика армии, выражение ее основного качества.

То, что армия является неотъемлемым атрибутом госу­дарства, отнюдь не означает отсутствия ее относительной самостоятельности по отношению к государству. В отличие от других органов государства армия представляет собой организованные отряды вооруженных людей, оснащенные специальным оружием и техникой для ведения боевых дей­ствий с противником. Специфика армии указывает на то, что ей присуща своя «логика жизни». Она имеет наряду с общи­ми специфические законы строительства, жизни и боевой деятельности. Как относительно самостоятельное общественное явление армия оказывает обратное активное воздействие на государство "и всю политическую жизнь общества.

Проблема выявления места армии в политической систе­ме, ее взаимоотношения с гражданским обществом рассмат­риваются, причем достаточно активно. В книге американского политолога Сэмюэла Хантангтона «Солдат игосударство: теория и политика гражданско-военных отношений» важное место отводится проблеме гражданского контроля со сторо­ны общества над своими Вооруженными Силами. Как ука­зывает автор, «первейшая составляющая любой системы гражданского контроля - это минимизация власти военных». Объективный гражданский контроль достигает этого уменьшения с помощью профессионализации военных, делая их нейтральными в политическом отношении. Это приводит к наименьшей политической власти военных по отношению ко всем гражданским группам. В то же время сохраняется тот существенный элемент власти, который необходим для существования военной профессии. Высокопрофессиональный офицерский корпус готов выполнить требования любой гражданской группы, обладающей законной властью в госу­дарстве.

Действительно, это ясно очерчивает пределы поли­тической власти военных, не беря в расчет распределение политической власти среди различных гражданских групп. Дальнейшее уменьшение власти военных - ниже той точки, где достигается максимальный профессионализм, - пошло бы на пользу только отдельной гражданской группе и послу­жило бы усилению власти этой группы в ее борьбе с другими гражданскими группами.

Субъективное определение гражданского контроля пред­полагает конфликт между гражданским контролем и требо­ваниями военной безопасности. Это, как правило, признава­лось сторонниками отдельных гражданских групп, утверж­давшими, что постоянная военная опасность делает невозможным гражданский контроль.

Немецкий политолог П.Мейер указывает, что отношения между обществом и армией как одной из организаций обще­ства не являются величиной постоянной и претерпевают изменения в результате развития самого общества. Изменение социальной роли армии, ее «веса» в обществе проявляется в уменьшении или увеличении доли военных расходов в госу­дарственном бюджете, роли «военных ценностей» в жизни общества, а также в престиже кадровой военной службы, общественном влиянии военных по сравнению с другими со­циальными группами. П.Мейер, со ссылкой на американ­ского политолога М.Яновица выделяет четыре типа (моде­ли) милитаризованных обществ:

аристократическую модель «политическая и военная элиты» неразрывно связаны между собой);

демократическую модель («политическая и военная элиты» разделены);

тоталитарную модель (господство «поли­тической элиты», которая обеспечивает контроль над общест­вом посредством специальных частей);

модель «гарнизон­ного» государства (господство «военной элиты» при уменьшенном влиянии «политической элиты»).

Вооруженные Силы - один из важных инструментов по­литики. Но в цивилизованном обществе они не вмешиваются, руководствуясь своими интересами, в политический процесс.

Защита армией своих корпоративных интересов в целом несвойственна обществу цивилизованному, демократическому. Это, насколько можно судить по мировой политической исто­рии, скорее, черта нестабильных политических систем в госу­дарствах «третьего мира». Именно там - в Азии, Африке и особенно в Латинской Америке - вооруженные силы, защи­щая свои корпоративные интересы, не раз вмешивались в ход политических событий, разрушая при этом всякие формы цивилизованного политического устройства. Вместе с тем, история знает случаи и стабилизирующей роли армии в об­ществе. Именно об этом свидетельствует пример Чили, ранее аналогичную роль выполнила армия и при формировании демократии в послевоенных ФРГ, Японии, Южной Корее, правда, армия была американская. Но тем не менее, именно под ее прикрытием общество" смогло спокойно формировать новые политические институты и регулировать экономиче­ские отношения, заниматься созданием качественно новой политической системы. Именно армия в этот переходный период обеспечивала порядок и организовывала работу об­щества.

Краткое рассмотрение различных аспектов политической системы свидетельствует о богатстве содержания и многооб­разии форм ее выражения, о высокой значимости творческого развития концепции народовластия и последовательного про­ведения ее в жизнь, о создании таких гарантий, которые бы навсегда исключили всякую возможность использования власти в антинародных, антисоциальных целях. Вместе с тем, проблемы эффективности функционирования политической системы нашего общества требуют постоянно совершенствовать формы, методы и механизм ее осуществления.

ВОЕННАЯ МЫСЛЬ № 5/1993, стр. 12-19

Армия и политическая власть

Полковник В.М.РОДАЧИН ,

кандидат философских наук

ВОПРОС о взаимосвязи армии и политической власти затрагивает одну из коренных проблем политики государства, от решения которой зависят характер развития и устойчивость общественно-политического строя, властных отношений и общества в целом. Процесс демократического обустройства России и других суверенных государств бывшего СССР сделал чрезвычайно актуальными все аспекты взаимоотношений вооруженных сил с политической властью.

Армия как гарант стабильности политической власти. Чаще всего понятие «армия» включает организованную военную силу, содержащуюся страной в целях оборонительной или наступательной войны. Она действительно служит своеобразным «инструментом войны», предназначенным для ведения вооруженной борьбы, хотя сегодня все больше ориентируется на ее предотвращение. Кроме этого, армия - специфический политический институт, несмотря на то что руководство Вооруженных Сил России в своих действиях исходит из требования деполитизащии армии, что не является противоречием. «Указы Президента России о департизации и деполитизации Вооруженных Сил будут выполняться неукоснительно, - подчеркнул министр обороны Российской Федерации генерал армии П.С.Грачев. - Кто не может без политики, пусть ею занимается. Но прежде он обязан уволиться из рядов Вооруженных Сил России».

Понятие «политизация» применительно к армии отражает определенное ее состояние, характеризующееся следующими признаками!: самостоятельной политической активностью; вовлеченностью в политику в качестве объекта борьбы политических сил; приверженностью к какой-либо одной идейно-политической доктрине, партии (либо внутренний раскол армии на соперничающие идейно-политические группировки, фракции); сочетанием профессиональной службы с различными видами политической деятельности у военнослужащих. Требование деполитизации армии означает исключение указанных явлений из жизни войск. Крайний взгляд на деполитизацию, как на полное изолирование армии от политики, свидетельствует о непонимании ее природы, функционального предназначения, механизма управления, военной практики. Безусловно, армию нельзя отождествлять с институтом политики, поскольку она в отличие от действительных институтов политики не имеет непосредственного отношения к политической деятельности, не является самостоятельным субъектом политики, участвующим в борьбе за власть и формирование государственной политики. Одновременно как элемент государственной организации и политической системы общества армия - политический институт, выполняющий важные политические функции в общественной и международной жизни.

Главная из них связана с внешней политикой государства, поскольку именно в этой сфере реализуется основное предназначение армии - быть гарантом надежной военной безопасности и национальных интересов страны. Гораздо больший интерес представляет внутренняя функция Вооруженных Сил Российской Федерации, через которую раскрывается предназначение их как элемента государственной организации и политической власти. Сегодня- стало очевидным, что армия не должна вмешиваться во внутриполитические процессы даже по приказу властей и в интересах государства., Однако всего лишь 27% опрошенных участников Всеармейского офицерского собрания, проходившего 17 января 1992 года, исключили правомерность осуществления внутренней функции вооруженных сил стран СНГ. Сказалось то обстоятельство, что политическое руководство Советского Союза неоднократно использовало армию в районах политической напряженности, межэтнических конфликтов, что вызывало отрицательное отношение общественности. Тем не менее 63% опрошенных офицеров были убеждены в необходимости внутренней функции армии. Появились официальные разработки и научные работы, исследующие ее содержание как в общем плане, так и применительно к Объединенным Вооружённым Силам СНГ и ВС РФ.

Уместно напомнить, что еще Аристотель, Н.Макиавелли, другие мыслители писали, что армия всегда была инструментом «поддержания власти против неповинующихся» ее воле, «основой власти во всех государствах». При этом следует иметь в виду, что свою внутреннюю функцию армия не обязательно осуществляет средствами прямого военного насилия. Этот вариант допускается лишь в самых крайних случаях, когда все другие способы не дали желаемых результатов. Как правило, внутренняя функция проявляется косвенным образом в виде присутствия армии на данной территории, контроля ею ключевых объектов, непоколебимости ее позиций в той или иной конфликтной ситуации, дестабилизирующей общественно-политическую обстановку, угрозы применения силы.

Внутренние функции армии могут обеспечиваться разными способами и обслуживать интересы различных социально-политических сил. Поэтому при проявлении одной и той же функции, например «служить опорой власти и быть гарантом политической стабильности общества», она может выполнять «прогрессивную» или «реакционную», «консервативную» или «демократическую», «националистическую», «национал-патриотическую», «интернационалистическую» и иную политическую роль. Многочисленные примеры внутриполитической борьбы в Грузии, Азербайджане, Молдове, Таджикистане и других суверенных государствах убеждают в неоднозначности политической роли национальных вооруженных формирований, ориентирующихся на различные социально-политические силы.

Основное содержание внутренней функции Вооруженных Сил составляют поддержка конституционного строя, законно избранной народом политической власти, недопущение массовых, а тем более вооруженных, антиконституционных действий оппозиционных властям политических сил, а также стихийных конфликтов и столкновений, дестабилизирующих общественную обстановку. Реализуя ее, армия призвана осуществлять демократическую политическую роль, выступать в качестве миротворческой силы, разделяющей конфликтующие стороны.

Значительное влияние на содержание функций армии и характер выполняемых ею задач оказывают традиции, тип сложившегося политического режима, степень ее свободы в отношениях с властью и др. Сила традиций в отношениях армии и власти всегда была велика. В течение прошлых столетий некоторые государства развивали и поощряли традицию подчинения военного руководства гражданским властям. В США, например, за всю историю ни один генерал не посылал войска к Белому дому. Любые попытки неповиновения властям или несогласия с проводимой президентом или конгрессом политикой заканчивались немедленным увольнением отважившихся на это военачальников. Так случилось с генералом Д.Макартуром во время корейской войны и с героем войны в зоне Персидского залива генералом Н.Шварцкопфом. Традиция подчинения армии политической власти исторически сложилась и в Италии. Вооруженные силы практически не участвовали ни в установлении, ни в свержении милитаристского режима Муссолини. До революции Россия также имела прочные традиции повиновения военнослужащих, вдохновляемых идеями верного служения самодержавию и Отечеству. В советский период в основу взаимоотношений власти и социалистической армии был положен принцип безусловного подчинения последней институтам власти, контролируемым и направляемым партией. Даже массовые сталинские репрессии против командных кадров не вызвали протеста и сопротивления властям.

В ряде других стран сложилась противоположная тенденция. Испанские военные, например, всегда проявляли определенную независимость от власти и стремились навязать ей необходимые решения. Противясь усилиям властных органов установить жесткий контроль над вооруженными силами, они не раз угрожали демократии заговорами. А в феврале 1981 года некоторое время держали заложниками парламентариев и кабинет министров. Особенно рельефно традиции дистантирования от гражданской власти и политической самостоятельности армии сложились в большинстве стран «третьего мира», в которых отсутствуют развитая экономическая, социальная база, политическая система. В этих государствах армия представляет собой наиболее организованную и мощную военную и политическую силу, способную навязать правительству свою волю или заменить его.

Одним из важнейших факторов детерминации отношений армии и политической власти является тип политического режима. При тоталитарном режиме известны три модели их взаимоотношений. Первая - «партийно-тоталитарная» (сталинский режим власти). Политическое господство осуществляется монопольно руководством правящей партии (гражданской партийной номенклатурой). Армия становится важнейшим и полностью подчиненным, подконтрольным объектом партийной власти. Вторая - «полувоенно-тоталитарная» (гитлеровский режим). Политическая власть находится в руках правящей партийной элиты, которая составляет либо органический компонент политической власти, либо наиболее мощную и влиятельную силу давления на нее. Армия является одновременно центральным объектом политической власти и ее частичным субъектом. Третья модель - «военно-тоталитарная», или «стратократическая» (от греч. «стратос» - армия). В ней армия оттесняет политическую партию и осуществляет единоличное (монопольное) политическое руководство. При таком режиме привычные органы власти упраздняются или подменяются военными. Например, режим бразильских «горилл», установившийся в марте 1964 года, в Институциональном акте № 1 верховного революционного командования провозгласил, что «победоносная революция сама себя узаконивает в качестве учредительной власти». На этом основании были отстранены от власти президент, 6 губернаторов штатов 46 членов палаты депутатов, 4500 служащих федеральных учреждений. Во всех моделях армия выполняла функцию важнейшей опоры тоталитарной власти и являлась гарантом установленного ею порядка. Поскольку ее целью было обеспечение полного и повсеместного контроля власти над всеми сторонами государственной, общественной и даже частной жизни, постольку политическая роль вооруженных сил не могла не быть исключительно реакционной - жандармской и репрессивно-милитаристской.

Авторитарный режим власти включает следующие модели: «гражданско-авторитарную», «полувоенно-авторитарную» и «военно-авторитарную». Армия в них занимает положение объекта, полностью подчиненного авторитарной власти. Несмотря на внешнее сходство моделей авторитарного и тоталитарного режимов власти, политическая роль армии имеет существенные отличия. Авторитарный режим, представляя собой сильную государственную власть, не распространяет ее влияния на все сферы общественной и частной жизни. Он допускает известную свободу политическим институтам, включая политические партии и некоторые общественные организации. Принцип разделения властей фактически не действует, даже если и имеются формальные структуры законодательной, исполнительной и судебной власти. Она концентрируется в руках монарха, диктатора или небольшой авторитарной группы.

Политическая роль армии не всегда реакционна. Она может быть и патриотической, миротворческой (удерживающей от классовых столкновений, гражданской войны), консолидирующей общественные силы и укрепляющей целостность государства. Если авторитарный режим является переходной формой от диктатуры к демократии, политическая роль армии имеет явную демократическую ориентацию. Практически всегда успешная экономическая и политическая модернизация была обеспечена поддержкой армии (Испания, Тайвань, Сингапур, Южная Корея). Она помогла авторитарной власти, нацеленной на реформы, развернуть борьбу с коррупцией и махинациями чиновничества, мобилизовать все ресурсы страны, провести рыночные преобразования и силой подавить выступления тех слоев, которые пытались им препятствовать. Так действовал авторитарно-военный режим Пак Чжон Хи, утвердившийся в феврале 1961 года в Южной Корее. В результате были заложены основы нынешнего процветания страны, хотя ее политическая система не в полной мере еще демократическая.

В условиях демократии (демократического режима) существует особая модель эффективного гражданского контроля над вооруженными силами, опирающаяся на безусловное признание военными верховенства гражданской политической власти. Она не является унифицированной и имеет множество вариантов практического воплощения. При этом учитываются национальная специфика, применяемые механизмы гражданского контроля и др. Крайний вариант гражданского контроля предполагает полное отстранение руководства армии от прямого доступа к высшему политическому руководству, особенно президенту, а военнослужащих - от какого бы то ни было участия в политике, что может обернуться отчуждением армии от власти и фактической бесконтрольностью действий военачальников. При таком положении ущемляются, а то и вовсе игнорируются гражданские права военнослужащих.

«Американский» вариант гражданского контроля заключается в следующем. Во-первых, конгрессу дано право обсуждать и утверждать военный бюджет, требовать отчета высших военных чинов о положении в армии, издавать уставы, наставления, регламентирующие действия войск; во-вторых, гражданское министерство обороны, где министр, его заместители являются гражданскими лицами, осуществляет непосредственное военно-политическое управление войсками; в-третьих, политические права и свободы военнослужащих ограничены значительными правовыми запретами.

«Немецкий» вариант гражданского контроля отличается прежде всего тем, что в дополнение к законодательным правам парламента установлен специальный институт уполномоченного бундестага по обороне «для охраны основных прав и в качестве вспомогательного органа бундестага при осуществлении им парламентского контроля». Он избирается парламентом сроком на 5 лет и подчиняется только ему, обладая большими полномочиями. Кроме того, министр обороны - гражданское лицо, а его заместители и другие армейские руководители - военные. Доверие к ним со стороны политического руководства исходит из стремления не подорвать эффективность военного управления. Наконец, военнослужащие считаются «гражданами в военной форме». Им гарантируются равные права, в том числе и вступления в политические партии (при этом запрещается в интересах партии действовать на службе), участия в политических мероприятиях во внеслужебное время. Не допускаются агитация, политические речи, распространение печатных материалов, совмещение службы с депутатской деятельностью.

Стремление создать эффективный гражданский контроль над Вооруженными Силами высказало и российское политическое руководство. Пока обозначились только его контуры: парламентский контроль, предусматривающий по Закону Российской Федерации «Об обороне» право Верховного Совета России на принятие военной доктрины, утверждение военного бюджета, определение структуры и численности Вооруженных Сил, согласие на назначение высшего военного командования, решение о применении ВС за рубежом; разделение органов и функций управления, относящихся к гражданскому Министерству обороны и Генеральному штабу; департизация российской армии; законодательный запрет на вмешательство ее в политику. Пройдет немало времени, прежде чем механизм гражданского контроля будет отлажен во всех деталях, а главное, эффективно заработает.

Данный контроль будет способствовать осуществлению армией политической роли или, как говорится в конституции Италии, «соответствовать демократическому духу Республики». Свое реальное выражение это найдет в поддержке законно избранной народом власти, защите, как гласит статья 8 конституции Испании, конституционного строя и порядка, обеспечении стабильности общественно-политической обстановки. Следует подчеркнуть, что стабилизирующая роль армии не сводится к силовой реакции на действия, угрожающие обществу изнутри, чреватой «большой, бессмысленной кровью». Она обеспечивает стабильность общества своим неучастием в политической борьбе, отсутствием партийных симпатий и антипатий, невозможностью использования ее в политических и иных целях, твердостью и последовательностью своих политических позиций, ориентированных на поддержку закона, государственных устоев, законодательной и правительственной власти.

Однако следует признать, что армии не всегда удается осуществлять стабилизирующую, а также и демократическую роль. В ряде случаев она самостоятельно вмешивается в политику, становится активным субъектом властных отношений.

Военные перевороты и политическая активность армии . В странах, где в массовом сознании сложилось мнение о «необходимости сильной руки», армия выходила на политическую арену, отождествляя свою мощь с силой политической власти. Особенно это относится к развивающимся странам. В Латинской Америке за последние 150 лет было совершено свыше 550 военных переворотов. Одна Боливия с 1825 по 1964 год выдержала 180 военных переворотов. Военные диктатуры длительное время властвовали в Бразилии, Аргентине, Уругвае, Чили.

В феврале 1992 года они безуспешно пытались взять власть в Венесуэле. Свое влияние военные продемонстрировали во время политического кризиса в Перу, где 5 апреля 1992 года президент А.Фухимори распустил парламент, посадил под арест группу его руководителей и приостановил действие некоторых статей конституции. Твердая поддержка армией действий президента позволила ему контролировать ситуацию и решительно осуществлять свою программу выхода из «конституционного тупика».

В Азии военные являются активными участниками политической борьбы. По данным Г.Кеннеди, за период с 1945 по 1972 год там произошло 42 военных переворота. И в дальнейшем активность их в этой части света не снижалась: перевороты в Филиппинах, Фиджи (1987 год), Бирме (1988 год), Таиланде (1991 год). В целом ряде стран - Шри-Ланка, Бирма, Пакистан, Южная Корея - армия является мощной политической силой, а высшие военные чины - составной частью правительства. В Ираке после военного переворота (1978 год) сохраняется один из самых репрессивных режимов С.Хусейна.

Устойчивой зоной военных переворотов остается и Африка. С1948 по 1985 год было отстранено от власти 68 глав государств и правительств. Военные захватили власть в Нигерии и Либерии (1985 год), Лесото и Уганде (1986 год), Того и Сомали (1991 год). В январе 1992 года под напором военных вынужден был уйти в отставку президент Алжира Бенджедит, подписав декрет о роспуске парламента. В мае того же года вооруженные силы свергли президента Сьерра-Леоне Джозефа Момо.

Достаточно высокую активность продемонстрировали военные и в политической жизни некоторых европейских стран. Например, в Греции за последние 50 лет произошло 11 военных переворотов. В Испании с 1814 года было совершено 52 военных путча, включая две последние попытки (в 1978 и 1981 годах) при демократическом строе. Португальские вооруженные силы сыграли решающую роль в апрельской «революции гвоздик» в 1974 году, положившей конец фашистскому режиму. Французская армия в 1958 и 1961 годах бросала вызов правительству. В Польше в обстановке нараставшего политического кризиса президент В.Ярузельский с помощью армии осуществил режим чрезвычайного положения. Роль силы, пытающейся сохранить целостность федеративной государственности в Югославии и подавить сепаратистские движения, взяла на себя югославская Народная армия. Как военный путч расценили события 19-21 августа 1991 года в бывшем Советском Союзе многие политические лидеры и публицисты. Однако объективный и всесторонний анализ показывает, что, во-первых, это была именно попытка государственного переворота, в которой главными организаторами стали правительственные и партийные структуры. Во-вторых, лишь часть высшего командного и политического руководства, втянутая в планы заговора, стремилась использовать армию в качестве ударной силы. Выводы комиссии по расследованию участия Вооруженных Сил в государственном перевороте и парламентские слушания в Верховном Совете России, состоявшиеся 18 февраля 1992 года, подтвердили, что армия преимущественно была на стороне домократии. «Армия не пошла против своего народа, - отмечал в докладе Главком Объединенных Вооруженных Сил СНГ маршал авиации Е.Шапошников, - не подняла против него оружия, хладнокровие большинства генералов, офицеров, личного состава армии и флота, взвешенные оценки ими разворачивающихся в стране событий не позволили, чтобы августовский переворот имел непредсказуемый результат».

Осознание недопустимости силового участия военных в политике нашло свое проявление в тенденции постепенного отстранения их от политической борьбы, которая была отмечена на мадридской конференции политологов в 1990 году. Однако преждевременно объявлять ее «доминирующей в XX веке» и утверждать, что в Европе процесс этот «давно закончился», а в «Латинской Америке близится к полному и необратимому завершению». Что касается Европы, то она не ограничивается только западной частью, где с начала 80-х годов действительно отсутствуют попытки военных переворотов и другие формы вмешательства армии в борьбу за власть. С крахом тоталитарных структур и подъемом демократических и национальных движений в странах Восточной Европы и государствах, расположенных на европейской части территории бывшего СССР, вероятность вмешательства военных во властные отношения усилилась. Она уже стала реальностью в Югославии, отчасти в Польше, Румынии. В странах же Латинской Америки частота военных переворотов заметно снизилась. Но серьезных оснований для выводов о том, что в будущем они будут полностью исключены, нет. Для этого должны быть искоренены порождающие их причины.

Вероятность непосредственного вмешательства военных в политику значительно возрастает в обстановке углубляющейся общественной и международной нестабильности, особенно когда правительства, другие властные структуры утрачивают контроль за развитием событий, оказываются неспособными принимать и проводить в жизнь действенные меры. Давно замечено, что военнослужащие практически всегда поддерживают хорошо действующее гражданское правительство. И наоборот, одним из устойчивых факторов подталкивания их к подготовке и осуществлению переворотов является слабое, бездарное правительство. Поэтому нельзя дать абсолютную гарантию того, что даже наиболее стабильные сегодня страны Западной Европы в будущем смогут избежать полосы дестабилизации общественной или международной жизни, способной спровоцировать военный переворот.

По выводам ведущих западных политологов, например Дж.Лепингвелла из университета штат Иллинойс, такие ситуации чаще всего возникают при так называемых системных конфликтах, создающих угрозу коренным интересам общества, национальной безопасности, суверенитету и целостности государства, конституционному строю и общественному порядку. Традиционно же армия выступает в качестве гаранта общественно-политической стабильности и целостности государства. Отстаивая интересы безопасности, она считает себя силой, ответственной за предотвращение междоусобиц, недопущение хаоса, анархии, распада страны. Ее девиз - «Политика принадлежит партиям, Отечество же - армии». В подробном исследовании Т.Горовица, посвященном выявлению причин вовлечения офицерского корпуса Шри-Ланки в подготовку и совершение военных переворотов, показано влияние именно названных факторов, вызывающих системные конфликты. Их действие имеет место и, более того, усиливается в России и СНГ. Внушают тревогу прежде всего дальнейший спад экономики, углубление инфляционных процессов, многократное возрастание цен, угроза массовой безработицы. Экономическая нестабильность дополняется обостряющимися политическими противоречиями и межнациональными конфликтами. В России продолжается напряженная борьба вокруг проблем государственного устройства, принятия новой Конституции, распределения властных полномочий между законодательными и исполнительными органами, центром и субъектами Федерации. После провозглашения суверенитета Татарстана, Башкортостана, Тувы, Чечни сохраняется опасность дезинтеграции России. Обозначилась тенденция потери интереса у ряда государств к упрочению Содружества. Договор о коллективной безопасности подписали представители лишь шести государств - Армении, Казахстана, России, Таджикистана, Туркменистана и Узбекистана. Бишкек, к сожалению, не стал местом рождения новой конфедерации.

Такое развитие событий не только болезненно воспринимается многими военнослужащими, прежде всего кадрового состава, но и существенно задевает их интересы. Все это может стать мощным стимулом к вмешательству армии в политику, чего с нетерпением ждет определенная часть общественности. Телефонный опрос лидеров общественного мнения в конце марта 1992 года показал, что 10% из них уверены - на смену команде демократов придут военные. Сильным провоцирующим фактором здесь являются тяжелое социальное положение военнослужащих и членов их семей, гнетущая обстановка усиливающегося раскола, дискриминация по национальному признаку, учащающиеся факты безнаказанных нападений на солдат и офицеров, печальным итогом которых является гибель многих из них. Недостаточное внимание властей к усложняющимся проблемам армии также способствует ее политизации. Уже не раз в постановлениях офицерских собраний выражалось беспрецедентное для армейских общественных структур требование к правительствам государств СНГ считаться с интересами военнослужащих. Накапливающийся в Вооруженных Силах потенциал напряжения в конце концов может достигнуть критической массы.

Видя в армии «спасительницу государства и нации», многие обыватели и некоторые теоретики берут за образец результаты осуществленного в 1973 году переворота чилийской хунты. И если еще недавно имя генерала Аугусто Пиночета для всех было символом реакции и диктатуры, то теперь оно приобретает прямо противоположное значение и ассоциируется с успехом общественных реформ и динамизмом экономики Чили. Конечно, этот опыт показателен, но во многом уникален. За 16 лет установленного режима военной хунтой удалось не только преодолеть состояние кризиса и нестабильности, в котором пребывало общество, но и создать необходимые предпосылки для его дальнейшего развития за счет приватизации почти всего производства (за исключением меднорудной промышленности и авиатранспорта), внешних долгов, здравоохранения, образования, а также - впервые в мировой практике - социального обеспечения.

И все же стратократия в любом виде, по выводу большинства политологов, неэффективна как форма государственного правления и режима власти. Прежде всего потому, что управление государством в конечном счете - не дело армии. Для этого нужны специальные знания и навыки. Причем чем общество более развито, тем менее приемлем в нем командный стиль управления. Ужесточение дисциплины, ответственности, другие меры «наведения порядка», которые способна осуществить армия, могут дать лишь кратковременный эффект, поскольку не устранят коренных причин общественного кризиса. Военный режим, установленный вследствие переворота, по мнению С.Файнера, не сможет обеспечить себе достаточно широкую и прочную поддержку в обществе, необходимую для проведения реформ. Военными методами невозможно добиться гражданского согласия. Не стимулируют они и трудовую активность граждан. Абсолютизация власти военными оборачивается против самой же армии. «Как только военные в каком-то государстве утратили свою политическую девственность, - пишет У.Гаттеридж, - падает воинская дисциплина, рассеивается профессиональная традиция признания авторитета власти».

На основании изложенного можно сделать следующие выводы. Во-первых, армия является не только военным, но и политическим институтом общества, важным инструментом политики государства, гарантом безопасности, целостности и стабильности политической системы и общества в целом. По своему характеру ее политическая роль может быть и негативной. Достигнуть полной деполитизации вооруженных сил невозможно. Допустима и необходима департизация армии. Во - вторых, отношения армии и политической власти сложны и противоречивы, обусловлены множеством факторов. В зависимости от конкретных обстоятельств могут иметь место различные «модели» взаимосвязи армии и власти. Требованиям цивилизации и демократии отвечает модель гражданского контроля над вооруженными силами. В-третьих, в условиях общественно-политической нестабильности, развития кризисных процессов армия способна выходить на политическую арену в качестве самостоятельной политической силы, осуществляя в том числе подготовку и проведение военных переворотов и устанавливая стратократию - прямое военное правление. В-четвертых, военные перевороты - недопустимая в современных условиях форма разрешения общественно-политических кризисов. Государство и общество должны сделать все, чтобы удержать армию от непосредственного вмешательства в политику.

Гражданский мир и согласие. Мирное разрешение конфликтов в обществе. - М.: МВПШ, 1992. - С.92; Военная мысль. Специальный выпуск. - 1992. - Июль. - С.4.

Аристотель. Сочинения. - Т.4. - М.: Мысль, 1984. - С.603.

Макиавелли Н. Государь. - М.: Планета, 1990. - С.36.

Мирский Г.И. Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». - М.: Наука, 1989.

Антонов Ю.Ю. Бразилия: армия и политика. - М.: Наука, 1973. - С.220.

Панкина А. Может ли армия стабилизировать страну. - Новое время. - 1990. -С. 50.

Woddis J. Annies and politics. - New York, 1978. - P.9.

Kennedy G. The Military in the Third World. - London, 1974. - P.7.

Мирский Г.И. Роль армии в политической жизни стран «третьего мира». - C.4.

Современный капитализм: критический анализ буржуазных политологических концепций. - М.:Наука, 1988. - С.112.

Армия. - 1992. - № 6. - С.17.

Свободная мысль. - 1992. - № 2. - С.68.

Lepingwell J. Institutional Change and Soviet Civil-Military Relation. - Chicago. -1990 -P.4.

Horowitz T. Conp Theories and Officers Motives: Sri Lanka in Comporative Perspective.-Princeton, 1980.

Новое время. - 1992. - № 17. - C.17.

Правда. -1992. - 14 января; Известия. -1992. - 2 марта; Независимая газета. - 1992. -30 апреля.

Waipin M. Militarism and Social Revolution in the Third World. - N.Y, 1981.

Third World Quarterly. - 1985. - N 1. - P.17

Страница 9 из 10

Место и роль армии в политической жизни общества

Армия - это прежде всего люди. Таково пятое ее свойство, зафиксированное в энгельсовском определении Военнослужащие не могут быть чем-то вроде безотказного робота, супермена, лишенного каких бы то ни было идеалов, ценностных установок, они не могут жить, «добру и злу внимая равнодушно». Военная форма, если в какой-то мере и нивелирует их взгляды, настроения и образ жизни, вовсе не останавливает работу ума и сердца. Военнослужащие наделены сознанием, они не могут быть индифферентными по отношению к социально-политическим процессам, развертывающимся в обществе. Более того, как специфическая социальная группа они имеют свои особые потребности, проявляют заботу об их удовлетворении.

В силу этого армия - не пассивный объект политической жизни. Она не бездушный механизм, не педаль, нажатием на которую вызывается всегда один и тот же результат. Армия активно включена в разветвленную сеть политических отношений.

Во-первых, по самому своему назначению, армия ориентирована на внешний мир, внимательно следит за развитием военного дела и военно-политической обстановки в мире, стремясь не оказаться в аутсайдерах. Генеральный штаб, службы психологической обороны, военная разведка отслеживают и накапливают огромный материал, опираясь на который вырабатывают и предлагают правительству, обществу определенную линию поведения. В этой связи, например, начальник Генерального штаба Великобритании говорил: «Решение о применении силы и, если оно будет принято, выбор подходящего момента для ее применения находится в компетенции политических лидеров. Моя роль в качестве военного советника состоит в том, чтобы создать рамки, в которых такие решения могут быть приняты, подготовить возможность выбора, составить планы на случай возникновения непредвиденных обстоятельств и обеспечить, чтобы наши военные части достигли наивысшей степени эффективности».

Во-вторых, Вооруженные Силы, их институты, военнослужащие включены в разветвленную сеть разнообразных отношений с федеральными, республиканскими и местными органами власти, а также с правительствами независимых государств традиционного и нового зарубежья.

В-третьих, Вооруженные Силы тесно взаимодействуют с различного рода политическими и общественными, культурными и научными объединениями граждан, средствами массовой информации и другими звеньями политической системы общества. Как известно, армия составляет одну из сторон в системе безусловно политических военно-гражданских отношений.

Таким образом, поставить армию «вне политики» можно только на словах. Между тем в последнее время в нашем обществе предметом оживленного обсуждения стал вопрос о деполитизации армии. Свое решение существующих здесь проблем (действительных и надуманных) предлагают многие: и разные социальные силы, и политические движения. Практически все они рассматривают политическую сущность армии как качество, которое можно сохранять или отменять по своему усмотрению. Между тем, это - объективная данность. Она не зависит от желания и воли ни отдельных людей, ни их организаций, партий.

Деполитизация есть процесс ослабления, преодоления, нейтрализации или ликвидации политических начал (политической сущности, политического характера, политической роли и т.д.) в тех или иных явлениях, процессах, в нашем случае - армии. Процесс деполитизации может быть результатом и объективных обстоятельств и субъективным требованием определенных социаль-ных групп, искренне или спекулятивно стремящихся к ослаблению политического содержания в тех или иных сферах жизни, общественных институтах или видах человеческой деятельности. Скажем, вполне понятна деполитизация профессиональной подготовки специалиста, например, горного дела; деполитизация уголовного права, снимающая с противоправного деяния ярлык политического преступления; деполитизация трудового коллектива, который не должен заботится о повышении политической сознательности своих членов. Но что собой представляет, чем должна быть деполитизация армии? От какой политики и как надлежит ее освобождать?

Существование, вся жизнедеятельность армии суть политика. Требование ее деполитизации теоретически несостоятельно: его реализация возможна только с формированием неполитического общества, в котором армия не нужна, или с созданием невоенизированных, демилитаризованных сил быстрого реагирования, которые не могут рассматриваться как армия. К тому же ни то, ни другое в обозримой исторической перспективе немыслимо.

Само словосочетание «деполитизированная армия» так же бессодержательно, как вечный двигатель, сухая вода или красная белизна. Армия, поскольку и пока она существует, ни на миг не может быть оторвана от политики, всегда и всюду выступает как ее неотъемлемый атрибут. Вопрос в другом: какой политике служит армия, кому принадлежит политическое руководство ею, кто и как формирует политическую ответственность личного состава перед государством, народом. Политический характер армии, ее политическая роль в обществе могут коренным образом меняться, однако превращение ее в политически нейтральную силу абсолютно исключено.

«Деполитизированная» же армия становится непредсказуемой силой, которая может оказаться в руках различных, в том числе и деструктивных, экстремистских кругов. Призывы к деполитизации армии на деле означают стремление освободить ее от одной политики в пользу другой.

В чем практический смысл формулы «армия вне политики»? Ответить на этот вопрос достаточно легко, если брать экстремальную ситуацию, когда все связи предельно обнажены и заострены, а их нарушение, тем более разрыв заявляет о себе самым различным, но всегда драматическим, а то и трагическим образом. Итак, попытаемся сформулировать конечные практические установки, логически вытекающие из принципа «армия вне политики».

Для законодателя это означает, что армия не должна, не может иметь собственной позиции, собственных интересов. Всякое заявление ею каких бы то ни было требований, а тем более разработка проектов и обсуждение текстов законодательных актов есть вмешательство в политику, а потому предосудительно. Но отстранение военных профессионалов от решения военных проблем грозит некомпетентностью принимаемых решений.

Для органов и должностных лиц исполнительной власти этот принцип выводит армию из сферы их повседневной политической деятельности и внимания. Так формируется позиция самоустранения власти от разработки и реализации военной политики, от руководства военным строительством.

Для военачальника стремление скрупулезно следовать требованию «армия вне политики» выразится в готовности либо выполнить любой приказ, не вникая в его политический смысл, либо наоборот, не выполнять никаких приказов, поскольку они всегда имеют политические цели и последствия. Нетрудно понять, что и то и другое чревато крайне негативными последствиями.

Рядового воина или строевого офицера критикуемый лозунг освобождает от обязанности действовать в «горячих точках», где имеет место политическая борьба. Более того, он если не низводит на нет, то резко сужает границы воинского долга. Ясно ведь, что нельзя одновременно «принимать меры к предотвращению политизации воинских коллективов» и «доводить до военнослужащих официальную государственную точку зрения по коренным вопросам общественно-политической и экономической жизни, международной обстановки и военного строительства».

Но, может быть, под теоретически неудачным термином общественному мнению, политическому и военному руководству страны предлагаются назревшие и практически осуществимые шаги, способные стабилизировать обстановку в стране, наполнить реальным содержанием провозглашенный курс на военную реформу? Увы, и с этой точки зрения рассматриваемое требование во многом уязвимо, а потому вряд ли может быть безоговорочно принято. В самом деле, давайте рассмотрим его конкретные практические рекомендации. Их несколько.

Первая - исключить в армии деятельность любых политических партий. Мировой опыт знает разные решения в отношении партийности военнослужащих как частных лиц - от обязательного членства в правящей партии, до запрета на военную профессию по партийно-политическим мотивам. Он же убедительно свидетельствует: в условиях многопартийности армия – совершенно не подходящая среда для партийного строительства. В воинских коллективах не должно быть никаких партийных организаций. Но объективно необходимая и оправданная департизация армии не есть ее деполитизация.

Другое требование «деполитизации» - упразднить политорганы и политическую работу в Вооруженных Силах. Здесь оказались совмещенными разные вещи. Политические органы как проводники линии правящей партии в армии и на флоте – это одно. В армии правового демократического государства их не должно быть. Совсем другое - работа по формированию у личного состава определенных представлений о воинском долге и готовности в любой обстановке выполнить его, неотъемлемой частью которой являются политическое информирование и моральная ориентация военнослужащих, по сплочению и мобилизации воинских коллективов на решение стоящих перед ними задач – политическая работа в точном смысле этого слова.

Ни одна армия мира, ни в далеком прошлом, ни сейчас не пренебрегала работой с людьми. Для ее организации и ведения создаются специальные институты, профессионально занятые вопросами воспитания личного состава, укрепления морального духа войск. Они могут называться по-разному, различаться по своим структурам, штатам, задачам и способам их решения. Но в любом случае речь идет о работе с людьми, их политической ориентации. Отрицание необходимости такой работы и таких институтов не выдерживает критики.

Еще одна цель - предотвратить включение армии в качестве самостоятельной политической силы в развертывающуюся в обществе политическую борьбу, ее контроль за деятельностью государственных и общественных структур, а также использование армии кем бы то ни было как силы в межпартийной борьбе. Исходным, основополагающим должен быть принцип, согласно которому совершенно недопустимы какие бы то ни было самостоятельные действия войск, то есть осуществляемые по их инициативе и по собственному плану, а равно втягивание регулярных войск в боевые действия противоборствующих группировок.

Такая цель, бесспорно, демократична. Не должны армейские подразделения строем, тем более с оружием и боевой техникой участвовать в политических митингах или навязывать обществу собственные порядки. Дело однако в том, что задача эта решается в результате не деполитизации, а политизации армии. Невозможность ее дискреционных действий, произвольного использования вооруженных сил обеспечивается четким и ясным законодательством, детально определяющим порядок и правила применения войск, в том числе в нестандартных ситуациях и чрезвычайной обстановке. Только так можно обеспечить жесткую интеграцию армии в политическую систему государства, поставить ее под контроль государства и гражданского общества и сделать совершенно невозможными какие бы то ни было самостоятельные действия войск, то есть осуществляемые по их инициативе и по собственному плану, а равно втягивание регулярных войск в боевые действия противоборствующих группировок.

Между тем такая опасность существует. В определенных условиях армия может приобретать и гипертрофированный характер, когда «выходит из казарм» для того, чтобы диктовать свои условия гражданскому обществу. Это – дисфункциональные действия армии. Теоретически возможны разные позиции, когда ее возможности используются не по назначению.

Первая - армия превращается в самодовлеющую силу, выходит из подчинения правительству, совершает военный переворот и берет на себя функции управления страной.

Вторая - армия попадает под влияние тех или иных социальных, национальных сил, либо политических течений и используется ими для реализации собственных, своекорыстных целей.

Третья - дискредитировавшее себя руководство страны, потеряв моральное право и возможность руководить, пытается обезопасить себя, «дисциплинировать» народ с помощью армии. Армия, создаваемая для защиты народа, в этом случае превращается в его надсмотрщика.

Четвертая - армия используется для пресечения массовых общественных беспорядков, то есть выполняет функции охраны, поддержания правопорядка в обществе. Частным случаем этого является привлечение воинских подразделений, например, для обеспечения контроля за торговой реализацией продовольствия.

Пятая - в условиях, когда военные городки и казармы подвергаются блокаде и вооруженным нападениям, армия вынуждена предпринимать самостоятельные действия, чтобы защитить безопасность военнослужащих, членов их семей, а равно системы жизнеобеспечения войск, без чего Вооруженные Силы не могут выполнять возложенные на них задачи по защите Родины.

Шестая - политическая нестабильность, когда руководители разных стран, тем более разные региональные или функциональные структуры власти одной страны принимают взаимоисключающие решения или не принимают никаких решений, ставит армию, ее соединения и части перед необходимостью выбора, кому подчиняться и что делать. Так появляется опасность растаскивания властных функций центра в военной сфере.

Седьмая - армия становится базой организации, комплектования и оснащения различных неконституционных военных формирований. Это грозит «махноизацией» Вооруженных Сил, что чревато самыми серьезными последствиями.

Опасность такого развития событий теоретически вполне допустима. Однако выводить ее из внутренних свойств армии было бы ошибочно. Еще Н. Макиавелли говорил: «Тирана создает не свое войско, подчиненное своему же гражданину, а дурные законы и плохое управление; именно они навлекают на город тиранию. При хорошем управлении бояться своего войска нечего».

Во всех семи случаях, когда армия «выходит из казарм», будь то даже во имя самых гуманных целей, она занимается не своим делом. В результате этого возникает и накапливается отчуждение между армией и обществом, порою вырастающее до их противостояния, что идет во вред и обществу и армии. Практические проблемы возникают в кризисных ситуациях, когда в повестке дня стоит выработка новых подходов, когда в обществе происходит переоценка ценностей, когда сложившееся статус-кво не воспринимается общественным сознанием как само собой разумеющаяся данность.

Кстати сказать, в рассуждениях о допустимости так называемой внутренней функции армии, о праве правительства применять войска против народа производится двойная подмена тезиса.
Во-первых, никогда не бывает так, чтобы весь народ оказался по одну линию раскола, а весь «не народ» - по другую. Нельзя забывать также, что армия – это тоже часть народа. Во-вторых, речь должна идти не о том, допустимо ли привлекать армию для развертывания военных действий на территории собственной страны, а о допустимости самих этих действий. Ведь гражданскому населению нет никакого дела до того, войска какого ведомства осуществляют операции против него.

По сути, провокационный характер имеют и рассуждения «о неясности ответа на вопрос, с кем будет армия, если возникнут новые коллизии в обществе». Они не только нагнетают страхи перед грядущими потрясениями, но и подталкивают различные силы к борьбе за перетягивание армии на свою сторону. Что можно сказать в этой связи?

Теоретически есть несколько вариантов действий армии: поддержать одну из противоборствующих сторон, выступить в качестве третей силы, занять нейтральную позицию стороннего наблюдателя, расколовшись, укрепить своими силами обе противоборствующие стороны. Какой бы линии не придерживалась армия, это будет политическая позиция. При этом следует отдавать отчет в том, что политическая роль армии проявляется не только в ее действиях, но и в неучастии ее; нейтралитет для армии имеет политическое содержание. Единственно законная стратегия и тактика вооруженных сил - быть на стороне демократически избранных высших органов государственной власти. Сложность в том, что законность и легитимность в подобных ситуациях не всегда совпадают.

Не все бесспорно и в оценке армии как гаранта стабильности общества. Здесь, по крайней мере, три позиции, которые должны быть специально проговорены.

Позиция первая. Что есть стабильность, к обеспечению которой призывают армию? Тоталитаризм часто бывает достаточно устойчив. Имеет ли право народ выступить против тирании, которая, как известно, всегда загораживается от него броней? И если такое выступление состоялось, например, в форме массовых, антиправительственных, но мирных действий, должна ли армия выступать для их пресечения, как в Новороссийске в 1962 г. или в Тбилиси в апреле
1989 г.?

Иными словами, когда нестабильность в обществе связана с конфронтацией власти и народа, как обеспечить стабильность: давлением на власть («Армия, спаси народ!») или дисциплинированием народа («Армия, не стреляй в народ!»)? Как видим, это логически тупиковая ситуация. Ее возникновение означает, что исходный тезис сформулирован не верно: армия - гарант стабильности не общества, а власти.

Позиция вторая. Стабильность общества зиждется на гражданском согласии с существующим порядком принятия политических решений и необходимостью следования соответствующим образом принятым решениям, соблюдения законности. И то и другое означает легитимность политической власти, которая освящается Конституцией и законодательством страны. Следовательно, поддержание стабильности предполагает сохранение конституционного строя и сложившегося правопорядка в стране. Однако Конституцию надо уважать не потому, что она хорошая, а потому что она действующая. И совсем нетрудно представить ситуацию, когда политическая динамика поставит в повестку дня вопрос об изменении, а то и замене Конституции. Должна ли армия (а если должна, то на каком этапе и в каких формах) пресекать чью бы то ни было активность в этом направлении? И вновь ситуация, разумного выхода из которой нет.

Позиция третья. По решению законного правительства армия может и должна применяться для пресечения вооруженных конфликтов, любого противоправного вооруженного насилия на Государственной границе или в пределах территории Российской Федерации, угрожающих ее жизненно важным интересам. Не станем выяснять рамки, очерчивающие такие интересы. Но если дело дошло до военных действий в интересах восстановления правопорядка в государстве, защиты его национального единства или территориальной целостности, приходится признать, что армия не является гарантом стабильности: она допустила ее нарушение.

А события августа 1991 г., октября 1993 г., военные действия в Чечне свидетельствуют, что активное включение армии в политику отнюдь не снимает внутреннюю напряженность. Они показывают, что критерии оценки ситуации и роли армии далеко не очевидны. В этой связи принципиальное значение имеет разработка основополагающих принципов военного строительства и строгое следование им в практической деятельности военно-политического руководства, всех командиров и начальников.

Мировая практика выработала различные механизмы, обеспечивающие политическую стабильность армии, ее верность своему правительству. К ним, в частности, относятся: конституционные и законодательные акты, определяющие статус и правовые основы деятельности армии, военнослужащих; подчиненность армии законодательным и исполнительным органам государственной власти; парламентский и общественный контроль за ее деятельностью; отбор и подготовка офицерских кадров; политическое воспитание личного состава; транспарантность армии для общества и др. Правда, эти традиционные механизмы не всегда срабатывают, что лишь подчеркивает необходимость поиска новых, более действенных рычагов политического контроля над армией.